подросток называет их реальные фамилии. Что они должны были подумать? — чуть слышно пробормотал я и плюхнулся на ту же лавочку, на которой совсем недавно сидела знаменитая парочка.

……

Очередь двигалась медленно. Я уже несколько раз пожалел, что зашёл в отделение русского государственного банка на Северной Эспланаде. Мог бы пересечь Рыночную площадь и зайти в отделение финского коммерческого банка на Южной набережной. Хотя, судя по количеству народа здесь, не факт, что там бы было быстрее получить деньги. Понемногу очередь продвигалась и передо мной остались только трое. Дородный мужчина в цилиндре и две дамы.

Я же в ожидании своей очереди сидел на неудобной дубовой скамейке и рассматривал картину на стене. На ней был изображён бурный, грязно-жёлтый поток воды среди заснеженных лесистых берегов. «Пороги Иматра зимой» — одна из картин Акселя Галлена на тему водопада и каньона на реке Вуокса. У нас на хуторе висит похожая. Одна из трёх картин, которые этот художник подарил нам во время своих визитов на партийные конференции.

Вот где нужно строить гидроэлектростанцию. Может, когда-нибудь и построят. Как и мою. На этот раз дед Кауко не обманул и станцию на подаренных Стокманнами островах на реке Кийминки начали строить прошлым летом. А вернувшись с выставки в Льеже, он привез и оплаченный договор на поставку турбин и генераторов от компании «Сименс».

Участие в выставке принесло нашей корпорации неплохие прибыли. Были заключены выгодные контракты. В основном, на поставку бронестекла, детских конструкторов, настольных игр и различных автомобильных аксессуаров. Только одна компания «De Dion-Bouton» заказала тысячу поплавковых карбюраторов и полторы тысячи автомобильных зеркал. И примерно столько же — их главный конкурент, компания «Пежо». А «Сименс» заключил контракт на поставку просто громадного количества нашего бронестекла.

Йорген Расмуссен, оказывается, кроме Льежской выставки успел смотаться на моём автомобиле в Женеву, на местный автосалон. И «Sisu» вполне успешно выдержала забег на полторы тысячи километров в оба конца. Были проблемы с цельнолитыми колёсами. Но ушлый датчанин взял с собой полный комплект запасных колёс и вовремя их менял. Наши колёса, кстати, тоже нашли покупателей и заказов у резинотехнической фабрики Нокии прибавилось.

И Александр Бьярнов вернулся не с пустыми руками, а с полутора десятками нанятых им рабочих-станочников и представителем «Датского оружейного синдиката», который приобрёл на десять лет патент на производство «подавача» в обмен на линию по производству оружейных стволов. Что было очень кстати, так как пистолет «Шмайссер М1905», как назвали в этом мире пистолет «Дрейзе», заказал сначала полицейский департамент, а затем и приехавший к нам на завод генерал Рамзай. А также он заказал и пару десятков пулемётов.

Но, к разочарованию Луиса Шмайссера, барон Георгий Рамзай выбрал не его пулемёт, а наш общий — лёгкий, но с боковым магазинным заряжанием, как на моей первой модели. Интересовала военного начальника и возможность производства винтовок. И Шмайссер с Бьярновым обещали подумать по этому поводу.

— Именем революционного исполнительного комитета объявляю всех арестованными! Руки вверх! Иначе все будете перебиты! — громкий крик на русском и хлесткий звук выстрела вырвали меня из размышлений и воспоминаний.

В холле банка стояло четверо вооружённых людей. У троих револьверы были опущены вниз, а револьвер четвертого смотрел стволом вверх.

«Вот же гадский Ленин!», — пришла мне в голову мысль. — «Видимо его охраняли, а потом он послал свою охрану разобраться с мальчишкой, опознавшим его».

«Но вот хрен ему, а не мёртвый Матти!» — решил я и соскользнув с лавочки на пол, выхватил из собственноручно пошитой наплечной кобуры именной «Браунинг М1900».

Этот пистолет с надписью «Матте Хухта от благодарных воинов Китайской особой бригады» и оформленным разрешением на ношение мне, как несовершеннолетнему, подарил в сентябре 1905 года генерал-лейтенант барон Николай Каульбарс, когда я приезжал в Гельсингфорс встречать первых вернувшихся из Китая финских стрелков. Тогда же я впервые увидел и свой памятник, который городские власти пока не знают куда установить.

После случившейся в княжестве «гражданской войны» я носил с собой подаренный пистолет почти постоянно. Ну, а наплечную кобуру, я пошил, вспоминая устройство подобных девайсов в клубе реконструкторов. Правда, удачная модель получилась только с третьей попытки.

Передёрнув затвор, я, больше ни о чём не задумываясь, открыл огонь по вооружённой четвёрке и, отстрелявшись, закатился под дубовую лавочку, где и перезарядил пистолет единственной запасной обоймой. Из холла захлопали выстрелы, народ в зале начал кричать, и я рискнул высунутся из-под своего укрытия.

Несколько человек с пистолетами стояли ко мне спиной и стреляли в человека с саблей в руке. Пока бандиты расстреливали непонятного типа с холодным оружием, я хладнокровно расстрелял их в спину. И только двое успели выскочить из холла на улицу. Где почти сразу раздалось ещё несколько выстрелов и засвистели полицейские свистки.

Через десять минут в банке было не протолкнуться от полицейских и русских жандармов, а я, разоружённый и связанный, сидел на той же лавочке, под которой недавно прятался, и отвечал на град вопросов. К моему счастью, довольно быстро появилось полицейское и жандармское начальство, и я был опознан сначала директором полиции Кнутом Густавом Боргенстремом, а затем и Ааро Корханеном, который на этот раз оказался уже подполковником. И каждому, каждый раз, мне снова и снова приходилось рассказывать про произошедшие и о том, почему я начал стрелять в тех людей. Слава богу, что я вовремя догадался промолчать про встреченных ранее Ленина и Крупскую, а то бы не знал что отвечать на вопрос — откуда они мне знакомы.

Некоторую ясность внёс жандармский начальник Ааро Корханен. Его люди опознали в пристреленном мною главаре нападавших некоего латыша «Бобиса», который совсем недавно бежал из-под стражи в Риге, убив нескольких полицейских. Были и выжившие среди нападавших, но что конкретно они поведали на допросе мне осталось неизвестным. Зато их рассказ полностью снял с меня все подозрения. И меня попытались сдать на руки приехавшему брату.

— Херра Боргенстрем, разрешите обратится! — вырвавшись из цепких братских объятий, я, подпрыгивая, заорал на весь зал, чтобы докричаться до уходящего директора полиции.

— Что вам, молодой человек? — услышав мои вопли, подошёл тот ко мне.

— Господин директор, а