там же, не желая общаться ни с кем, включая Машу. Она, конечно, обижалась, но семейные скандалы всегда считала чем-то недостойным, поэтому молча разворачивалась и уезжала на очередной концерт.

— Так и что, ты собрался год сидеть с коньяком в обнимку? Думаешь, ты этим своих родных там, на небе, порадуешь? А Маша тебя должна содержать? Маэстро, ты меня расстраиваешь.

Марик посмотрел на него волком. Пожалуй, Андрей был единственным, кто мог сделать ему замечание и не нарваться на скандал. Старший. Беспрекословный авторитет даже для тех, кто никаких авторитетов не признает. И просто друг. Теперь уже единственный. С Рудиком они не общались уже несколько лет. За это время тот сделал феерическую карьеру в отделившейся Республике, резко вспомнившей о национальном культурном наследии. Тут-то Рудольф с его народными интонациями и аутентичным голосом пришелся как нельзя кстати. Тем более что Марат остался в России, теперь уже другом государстве и место национальной гордости оказалось вакантно. И можно было бы забыть прошлые обиды, но Рудольф не пришел на похороны. Хотя в доме Агдавлетовых собрался чуть ли не весь город. Такого Марат простить уже не мог. Впрочем, он и прежнее прощать не очень-то хотел, совсем не считая себя виноватым.

— Андрей, ну как ты себе это представляешь? Ты видишь, в каком я настроении? Ну не могу я сейчас выходить к публике и веселиться. Нечему веселиться-то!

— Мне напомнить, что ты артист?! Публику не волнует, кто у нас умер, что у нас болит, а на наше настроение ей вообще плевать. Твоя работа выходить и дарить людям радость. Ну не хочешь радость, дари удовольствие от твоей музыки! Не пой веселые песни, пой грустные! Но пой, черт тебя подери. А не сиди тут в соплях, жалея себя!

Марат неопределенно пожал плечами.

— Я даже не знаю, с чего начать. Я уже месяц не подхожу к телефону.

— Я заметил, — фыркнул Андрей. — С себя начни. Прямо сейчас. С душа и бритвы. На тебя смотреть страшно. Честное слово, Марик, борода тебе не идет. Попрошу Машу сварить нам крепкого кофе. А потом поедем в одно место…

— В какое еще место?

— На день рождения моих очень близких друзей. Будет банкет, надо выступить.

— Прямо сегодня? И вообще, меня не приглашали.

— А ты думаешь, тебе кто-нибудь не обрадуется? Давай-давай. Приглашали меня, но гонорар разделим пополам. Тебе надо входить в рабочий график.

— Я не понял, так это твои друзья или тебе заплатят за выступление?

— Одно другому не мешает, — усмехнулся Кигель.

— Вообще-то мешает, — пробормотал Марик, но в ванную все-таки пошел.

Ресторан, в который привез его Кигель, оказался незнакомым. Какое-то новое модное место, коих в Москве теперь появилось немерено. Раньше Марат точно знал, что, если хочется посидеть с друзьями за кружкой настоящего чешского пива и закусить ароматными сосисками, нужно идти в «Прагу», для торжественных застолий на большую компанию подойдет «Советский», а быстро перекусить после съемок можно в «Седьмом небе» в Останкино. Нынче же на каждом углу открылись бары, кафе, рестораны и даже ночные клубы, назначение которых Марат не очень понимал.

Интерьер тоже не порадовал: темно, шумно, накурено. Ресторан расположился в полуподвальном помещении, вентиляция отсутствовала. Под потолком крутился шар из разноцветного стекла, отбрасывающий на стены движущиеся блики. Громко играла музыка, что-то современное, тоже Марату не слишком понятное. Звенели бокалы, кто-то силился произнести тост за «уважаемого Романа Мстиславовича», но безнадежно путался в буквах отчества. Появление артистов осталось незамеченным.

Однако Кигель был не тем человеком, который скромно сядет в уголок, дожидаясь, пока на него обратят внимание. Прошествовал через зал, лавируя между богато накрытыми столами, к лысому юбиляру. Пожал тому руку, обнял.

— Рад видеть в здравии, Роман Мстиславович! Очень рад! Долгих тебе лет жизни, дорогой! Дайте микрофон! Я хочу сказать тост!

Марат стоял в сторонке, наблюдая за праздником жизни. Рядом с ним притулился толстяк-аккомпаниатор Кигеля.

— Даже инструмента нормального нет, — вздохнул он. — Везде «Ионики».

— Что везде? — не понял Марик.

— Да электрические пианино. Взял их под мышку и понес куда надо. Звук у них отвратительный. А людям нравится.

— Если так петь, — Марат проводил взглядом спускавшуюся со сцены девчонку в блестящем коротком платье, — то какая разница, какой там звук.

— …и заканчивая свой короткий тост, я хочу сделать юбиляру музыкальный подарок! — радостно сообщил в микрофон Андрей. — Нет-нет, я тоже выступлю, не переживайте. Но прежде я хочу пригласить на эту сцену прекрасного певца, которого, я уверен, вы все знаете и любите! Встречайте, Народный артист Советского союза Марат Агдавлетов!

Гости оживились, захлопали. Марат отлепился от стены и побрел на сцену. Толстяк-аккомпаниатор поспешил за ним.

О репертуаре договорились еще в машине. Марат понимал, что надо петь что-то легкое и популярное. Итальянское что-нибудь или про любовь. А тут из зала сразу закричали:

— Давай «Первый поцелуй»!

Очень Марату это «давай» не понравилось.

— Я рад, что вы так хорошо знаете даже те мои песни, о которых я сам давно забыл, — процедил он в микрофон.

И повернулся к аккомпаниатору:

— «Лунную рапсодию», пожалуйста.

У Андрея глаза на лоб полезли. А Марат только плечами пожал. Он не шансонье при ресторане, чтобы по заказу публики петь.

Спел три лирические песни подряд. Бедный толстяк два раза вспотел — мелодии хоть и были популярные, но попробуй без репетиций по слуху сыграй?! Да Марат и сам бы сел за инструмент, если бы инструмент оказался привычный, знакомый. А с этим чудом техники кто знает, как обращаться?

Между песнями кто-то из зала еще раз попытался «заказать» репертуар, но Марат сделал вид, что не слышит. Благо сам юбиляр отвлекся на горячее, которое некстати начали разносить. Гости с аппетитом зачавкали, пышная дама с глубоким декольте попыталась сказать тост. Единственный микрофон был у Марата, но ее это не останавливало.

Марик с трудом допел до конца. С любезной улыбкой передал микрофон в зал, поклонился и быстро вышел. В гомоне гостей раздались отдельные хлопки, но он их уже не слышал. На улице его догнал Кигель.

— Ты чего творишь? Марат, ну не по-людски.

— А вот это все по-людски?! Как, говоришь, зовут юбиляра?!

— Э-э-э…

— Близкий друг, да? И чем занимается твой близкий друг? Колбасой торгует или сырками?

— Марат, какая разница! Это работа! Во все времена артисты пели для состоятельных людей…

— В наше с тобой время, Андрей, не пели! И начинать я уже не собираюсь!

Марат развернулся и быстро зашагал по обледеневшему тротуару. В легком плаще поверх смокинга и концертных лакированных туфлях.

— Куда?! Водитель тебя отвезет!

Самому