Причина была в том, что Гитлер не позволил Гудериану захватить больше советской земли, чем тот захватил на самом деле, вот и все, и ни слова Гудериан Гитлеру не сказал о массовых казнях, о бомбардировке мирного населения, об уничтожении евреев, ничего. Докажу, что Гудериан – нацист: в его воспоминаниях есть характеристика Гиммлера, и этот быстроходный олень говорит об очкастом пидорке так – «человек с расово неполноценной внешностью». Гиммлер, конечно, свиндараз еще тот, но факт в терминологии, кто, кроме нациста, может говорить о расовой неполноценности/полноценности?

Нацик Гудериан? Еще какой нацик.

Простите, вспомнилось.

Иду к Елисееву, настрой на нуле, хуже некуда, шас бы мне какой Отто Скотинацени (или Гондариан) попался, я бы его на куски порвал, загрыз бы на хрен. Гитлеру бы эпиляцию головы и морды сделал бы, выдирал бы волосенки с головы и усов по одной.

– Привет, сотрудникам невидимого фронта, – приветствую особистов. О чем-то говорят сержант госбезопасности Легостаев (ой, он уже лейтенант ГБ) и его коллега Архалуков.

– Здравия желаю, товарищ комдив, – оба безопасника отдают честь.

– Елисеев здесь?

– Да, товарищ капитан, Каллистрат Аристархович беседует с Карасевичем, ну, с Михасем.

– Войти-то можно?

– Да, конечно, можно, – «милостиво» разрешает Легостаев, вот жук гэбэшный.

Охрана особого отдела приветствует меня, приятно.

– Добрый вечер, товарищ Елисеев, как ваши дела?

– Привет, Виталя, присаживайся, ну как, отдохнул с дороги, Мария Сергеевна, не замучила? И что там у вас с военветврачом?

Вот сука, какое его гебнючее дело, бесцеремонный этот опричник, как чирей на седалище, даже про Анюту просек, кто ж стучит на него, хотя чего тут гадать-то: Легостаев по ходу, работа у него такая.

– Каллистрат Аристархович, а вам не кажется, что вы лезете не туда?

– Шучу я, ты что, капитан, сразу в бутылку лезешь, вроде ж раньше таким не был, за неделю в походе озверел, успокойся, дела, конечно, личные, но и то, что тебе Семенов говорил, учесть-таки надо.

– Черт, прости, прости, чего-то я не в себе, это все Маша, рассказала про то, как немцы постреляли приймаков и семьи, их приютившие, – пытаюсь увильнуть я.

– Ах, вот отчего, да… потому мы и отправили Сазонова с Наметновым, наказать одну суку-перевертыша, с его ж подачи каратели в Парцевичи заявились. Так что пришел-то, может, хотел чего?

– Да нет, ничего особого, просто соскучился я по тебе, лейтенант госбезопасности.

– Эх, отстаешь ты от мира, – и Елисеев выпячивает грудь. Ну и что? Грудь как грудь, не Аполлон, конечно, но и не глобус.

– Ты чего тут, Аристархыч, ты чего?

– Да ты не только озверел в походе, но еще и отупел, брат мой общевойсковой. – И гебнюк показывает петлицы, опа…

– Да ты теперь старший лейтенант госбезопасности? Опять меня по званиям обогнал? И давно? И почему я не знаю?

– Так ты ж у нас в отъезде был, а это за генералов, особенно предателей, ну и за прежнее, по совокупности, тебе недавно звание давали, так что не обессудь, зато тебе звездочку красную дали, с орденом тебя.

Я вскочил и гаркнул:

– Служу Советскому Союзу!

– Ау, я тебе не Калинин, ты чего тут орешь? Вон человека испужал. Ну, Михаил Константинович, вы уж простите нашего комдива.

И я тут понял, что тут сидит Михась, блин, вот позор-то. Надо прикрыться наглостью, всегда помогало, как ситуация проблемная, надеваю на рыло маску наглости, и все прокатывает. Как-то помню, у одной женщины завис, забавляемся часика два, а тут стук в ворота – муж. Пока она одевалась и шла открывать ворота своего частного дома, я мгновенно оделся и хрясь через стену, а под ней сержант милиции стоит, курит, сволочь. Ну и я его нагло спрашиваю (сориентировался):

– Прокуратура Коргарского района, следователь Соловьев (был тогда у нас, в прокуратуре соседнего района, такой), тут гражданин Пулатов только что пробегал?

– Нет, товарищ… прокурор, не было никого.

– Не мешайте следствию, не стойте тут. – И я слинял. Что было потом с тем сержантом – не в курсах, а с бабенкой той потом еще часто забавлялись. Это я до Маши таким ухарем и Казановой был, теперь ни-ни, Машка с говном сожрет (а Аня?).

– Спасибо тебе, Аристархыч, обрадовал ты меня. Ну, я это… пойду. Кстати, что насчет Михася, то есть товарища Карасевича? Он нас выручил, причем роту ребяток привел, да две батареи пушек, да снаряды, да десять машин.

– Да знаю я все, но проверим, запросим Москву, сам знаешь, мало ли как бывает, но обещаю проверить все быстро, понял?

– Да, ну, пойду я, время ужина, да с летунами пообщаюсь. Кстати, чем тут занимались, без нас-то?

– Как чем? Щупали помаленьку немчуру, но подальше базы. Взвод саперской разведки развернули в роту саперного осназа. Еще ребят подкинули из сявичевского лагеря, коней, опять же, добавили. Парни днем спят, а по ночам немца теребят. Недавно поезд с немецкими танками в болото спустили.

– А взрывчатка откуда?

– Как откуда? Из снарядов и бомб тол выплавляем, потом дергают за веревочку, дверь немцам на небо и открывается[267]. А так как ребятки на лошадках, то и диверсии проводим даже за двести километров. Тут проводника нашли мирового, он такими тропами проводит ребят, что ни один немец не прознает.

– Да ты что? А как они реки форсируют, ведь мосты у немцев все.

– Броды есть, опять же, лес вокруг, спилил два-три дерева, сделал плот и вперед, чай, не зима, замочиться не страшно.

– А, ну да. И много наработали?

– Да только один раз и сходили, не месяц же ты по Польшам шлялся. Ребят освободили, профильтровали, и все. В ста шестидесяти километрах от нас на север, железка мимо болота идет, и с поворотом. Про это и сказал Викентий, ну, проводник, он сам ездовым был, в 61-м стрелковом корпусе, в дивизионной артилерии. Мало того, родился тут, так еще и поездил с лошадками, пушки потаскал.

Как парня освободили, он так и стал атаковать меня, предлагал поезд немецкий в болото скинуть. Причем фильтр еще не прошел, а уже права качал, ну, пришлось уважить мужика.

Три дня в деле были, вечером и ночью шли, днем подготовили бумбабах для немцев. Паровоз ушел под откос и за собой потянул десяток вагонов с танками и три вагона с танкистами.

Ну и еще из двух «Дегтярей» да остальной стрелковки прополировали фашистов. Там до кучи взвод ДРГ Майера побаловался, взрывники сковырнули поезд, а майеровцы, с остатними взрывниками, пятнадцать минут отстреливали все, что еще двигалось. А потом ушли, а на лошадках уйти все-таки легче, чем пешкодралом-то. Вот взрывники пошли к нам на место дислокации, а Майер, собрав запас боеприпасов, опять ушел вредить фашистам.