— Это мой пес, и я ищу его уже много лет, — продолжал Салман. — Сколько ты за него хочешь?

— Может быть, когда-то это и был твой пес, — печально ответил нищий, — но теперь он — мои глаза, и зовут его Айни — «глаз». Он целый день водит меня. Ты не можешь его забрать. Когда однажды злые мальчишки хотели меня ограбить, он защитил меня. Ты видишь шрамы?

— Но… — хотел возразить Салман.

— Не волнуйся, мы с Айни дружим уже много лет. Он мне как брат. Он даже плачет, когда мне грустно.

— Я все понял, — кивнул Салман. — Я оставляю собаку тебе и вдобавок сделаю еще один подарок. Если ты с сегодняшнего дня будешь называть его Пилотом, я покажу тебе одну хорошую кофейню в квартале Сук-Саруйя, не так далеко отсюда. Тамошнему хозяину Караму Пилот когда-то спас жизнь. Он знает и любит эту собаку. Каждую среду ровно в двенадцать ты и Пилот будете там обедать. Согласен? Карам — щедрый человек. Но это при условии, что ты будешь звать своего пса Пилотом.

— Согласен. За обед я буду звать его Пилотом. Последний раз я ел горячее несколько дней назад. И как называется кофейня?

— «Кафе Карама». Я бываю там между двенадцатью и часом дня.

С этими словами Салман погладил Пилота, который успел задремать, успокоенный дружественным тоном беседы.

Карама как подменили. Он знать не желал никаких собак и нищих и во всеуслышание отказался отпускать им еду.

Когда в дверях появился Салман, Карам покачал головой и втащил его в кафе за ворот рубахи. В это время Дарвиш уговаривал слепца идти своей дорогой вместе с собакой и не пугать посетителей. Напоследок он сунул ему хлеба и фалафелей.

— Ты с ума сошел! — возмущался Карам. — Зачем мне этот попрошайка и его паршивая псина?

Салман был шокирован. Он хотел спросить, что плохого в том, если нищий будет раз в неделю заходить в кафе со своей собакой, но Карам не дал ему сказать.

— Молчи! — зашипел он. — Знаешь, кто сюда ходит? Разве ты не достаточно долго служил здесь? Люди высших кругов: бывший министр, нынешний премьер-министр, его кузен, ювелиры, профессора, ученые, шейх мечети Омейядов, генералы. Вот мои постоянные посетители! А ты присылаешь ко мне этого бродягу! Выйди и отведи его как можно дальше от моего кафе.

В этот момент Салман услышал голос слепца:

— Айни, Айни! Пойдем, здесь плохо пахнет. Бог накажет того, кто направил нас сюда. Пойдем, Айни!

Салман плакал от ярости. Он ненавидел мастера Хамида, из-за которого пробéгал всю первую половину дня и не успел предупредить Карама; самого Карама, который устроил весь этот спектакль. Но прежде всего себя.

Пилота он больше не видел.

Велосипед Салман использовал только для того, чтобы привезти обед мастеру. Он с радостью похвастал бы им перед соседями, но боялся Басема и Али, которые жили в какой-нибудь сотне метров от Двора милосердия.

С велосипеда он будто видел Дамаск другими глазами. Почему-то сразу бросалось в глаза множество работающих здесь иностранцев. Однажды он наблюдал за крестьянином, который бежал за своим крепким, тяжело нагруженным мулом. Поклажу составляли хворост и ветки, за которыми зверя почти не было видно.

— Дрова! Дрова! Посторонитесь! — кричал крестьянин сонным голосом.

От отца Салман знал, что на продажу крестьяне рубят только старые и больные деревья и это приносит им хорошие деньги. Сами они топят лишь лепешками из коровьего навоза и соломы.

Хозяин мула добежал до перекрестка, неподалеку от которого, опершись на огромные топоры, смеялись и курили трое мужчин. Потом к ним подошла женщина и купила два полена. Один из дровосеков тут же разрубил поленья на кусочки. Он был албанец и таким образом зарабатывал себе на хлеб.

Дамасские точильщики ножей происходили из Афганистана, часовщики из Армении, продавцы ковров из Персии, а уличные торговцы орехами из Судана.

В начале февраля погода улучшилась. После нескольких солнечных дней дамасцы вздохнули с облегчением. Даже мать Салмана почувствовала себя лучше. Щеки ее порозовели, а в голове тут же созрело множество планов. Однако врач советовал ей беречь силы.

Однажды за завтраком мать удивила его необычной просьбой.

— Знаешь, о чем я мечтаю? — спросила она. Салман покачал головой. — Прокатиться по нашему двору на велосипеде. Сама я ездить не умею, но если бы ты взялся меня прокатить, я была бы тебе благодарна. Ты можешь выполнить это мое желание?

— С удовольствием, — ответил Салман.

И в один прекрасный день после работы он въехал во Двор милосердия на велосипеде, подстелил на багажник стеганое одеяло и пригласил мать садиться.

Они сделали первый круг. Все соседи вышли на улицу и уселись на своих табуретках полюбоваться счастливой женщиной. Пекарь Бакарат, отец множества красивых дочерей, к тому времени уже замужних, бросил Мариам красную вертушку на длинной палке. Она со смехом подхватила ее, любуясь крутящимся на ветру красным колесиком. Впервые в жизни Салман слышал, как она пела веселую песню.

Больше двадцати кругов сделал по двору Салман. К нему присоединились и другие велосипедисты. Все мальчишки, у кого был транспорт, разъезжали с ним в тот день по двору с криками и песнями. А полицейский Камиль, отец Сары, стоял посредине в форме и со свистком и регулировал движение.

Салману бросилось в глаза, как хорошо выглядит Камиль по сравнению со своей женой. Мать Сары казалась старой и изможденной, к тому же была очень ревнива.

— Каждый вечер она проглатывает свою ревность и решает доверять мужу, — говорила Сара. — Но стоит ей ночью открыть рот, как ревность вылезает на свободу. И когда ранним утром отец уходит на работу, ревность проворно вскакивает матери на плечо и шепчет ей в ухо, что ее подозрения не лишены оснований. И она кормит эту мерзкую тварь, словно домашнее животное. К вечеру ревность становится величиной с курицу. А когда отец возвращается с работы, матери становится стыдно, и ее поцелуи полны раскаяния. Тогда она убивает свою ревность и снова съедает ее.

Наконец, обессилевшая и счастливая, мать попросила Салмана остановиться. Он подвез ее к дверям квартиры, где Мариам слезла с багажника и обняла сына.

— Это было прекраснее, чем мечта, с которой я не расставалась с самого детства, — сказала она.

Через неделю Мариам впала в кому. Салман сидел у ее постели и тихо напевал. Иногда ему казалось, что мать делает слабое движение рукой, выражая тем самым желание слушать его и дальше.

В конце февраля, через день после увольнения Салмана, она умерла. Это произошло ночью, на ее губах застыла едва заметная улыбка. Салмана разбудил крик отца, который рыдал, как ребенок, целовал мертвую жену и просил у нее прощения. Под ее подушкой обнаружили красную вертушку на палке.

После случая с нищим Салман целую неделю не появлялся в кафе Карама, а в пятницу не пошел к нему домой. Через несколько дней Салман приехал к горшечнику, чтобы оставить там велосипед, и увидел Карама. Закончив со своей машиной, юноша собрался было исчезнуть, но Карам схватил его за руку.