и приказали раздеться, так как по заведенному у большевиков обычаю, платье, обувь и белье убиваемых, составляли трофеи красных палачей. Мне передавали, что все казачьи генералы геройски приняли смерть и будто бы перед расстрелом гнусные убийцы предложили Атаману Назарову повернуться к ним спиной, на что последний, со свойственным ему хладнокровием, ответил: "Солдат встречает смерть лицом" и, перекрестившись, скомандовал: "Слушай команду: раз, два, три".

Так достойно погибли первый и третий выборные Атаманы войска Донского. Рассказывали также, что Волошинов случайно не был убит, а был только ранен. Придя в себя и не видя вокруг никого, он пополз, не имея сил идти. Доползши до дороги и прождав некоторое время, он окликнул проходившую мимо женщину, прося помощи. Но женщина испугалась, побежала и видала его большевикам. Мучители вернулись вновь и добили Волошина прикладами.

Чтобы несколько сгладить впечатление от этого кошмарного убийства, лживые большевики объявили населению, что генералы были убиты якобы при попытке бежать во время перевода их в тюрьму. Вздорность и нелепость подобного заверения усугубляется тем, что среди многочисленного конвоя, сопровождавшего арестованных, было множество вооруженных верховых, и им не составляло бы никакого труда догнать бегущих. К тому же, как впоследствии выяснилось, таким было постановление революционного комитета. Ордер о переводе этих лиц в тюрьму был написан условно -- поперек бумажки, что означало смерть.

Кроме того, как мне рассказал словоохотливый казак, после занятия Новочеркасска, большевики так же как и в Ростове, объявили регистрацию офицеров и грозили за уклонение от нее смертной казнью. К сожалению, надо сказать, что на грозный окрик советских заправил, незамедлительно откликнулись почти все офицеры, бывшие тогда в Новочеркасске. Печальное зрелище представляли они, когда одетые, кто в военную форму без погон, кто в полувоенном одеянии, кто в штатском платье, офицеры составили бесконечно длинную и пеструю вереницу, робко стоя в очереди у здания Судебных установлений, где происходила регистрация.

Недалеко от них образовалась другая группа. То были матери, жены, сестры, дочери. Тревожась за участь своих близких, они пришли без зова и со скорбными, заплаканными лицами, с тоской и гнетущим беспокойством, не спуская глаз, наблюдали за своими, томительно ожидая решения и в душе моля Бога за благополучный исход.

"Вышел, свободен, задержан или временно задержан, приказали явиться еще раз, предложили службу, арестовали. . ."

Такие восклицания с быстротой молнии облетали собравшихся, вызывая то чувство радости, то сомнения, то зависти, то отчаяния и слезы. И тяжело и больно было всем видеть страдания этих несчастных людей. Вот когда сказалось, подумал я, рефлекторная привычка офицеров повиноваться не задумываясь.

Вышел строгий приказ новой власти, той власти, которая не постеснялась уже расстрелять и Атамана и нескольких генералов и большое количество офицеров и партизан и подавляющее большинство, без явного ропота и наружного недовольства, бросилось его выполнять. А там, внутри, в здании Судебных установлений, какие-то наглые, полуграмотные субъекты, буквально издевались над офицерами. Кого хотели - арестовывали, других пьяным окриком выгоняли прочь, приказывая через два-три дня вновь явиться, чтобы опять повторить ту же унизительную процедуру.

Неоспоримо то, что количество офицеров и партизан, расстрелянных большевиками в Новочеркасске в период их полуторамесячного владычества, во много раз превышало число убитых и раненых в отряде Походного Атамана за время Степного похода. Отсюда следует простой вывод: сражаться с Советской властью гораздо безопаснее, чем мирно жить под сенью ее красных флагов !

С приходом красных в Новочеркасск торговая жизнь города совершенно замерла. С целью сколько-нибудь ее оживить Исполнительный комитет совета рабочих и казачьих депутатов 17 февраля приказал открыть все торговые предприятия. Однако, товаров не было и магазины стояли почти пустыми. Возобновили деятельность и городские учреждения, а чиновников принудили посещать службу. Заставили функционировать театры, кинематографы и увеселительные заведения.

Стали поощрять устройство разнообразных политических собраний и публичных митингов, надеясь этим способом внедрить в массы идеи коммунизма. С этого начала свою деятельность рабоче-крестьянская власть, а кончила тем, что стала безнаказанно обирать население. Под благовидным предлогом необходимости равномерного распределения запасов продовольствия, рядом декретов, опубликованных в "Известиях" населению было приказано "сдать все излишки запасов", причем, к ослушникам грозилось применить "высшую меру наказания революционных законов", то есть расстрел.

Но, не выждав даже результата своих распоряжений, большевики спешно начали всюду шарить и там, где что-либо находили, бесцеремонно забирали все, якобы для пополнения общественных складов, а в действительности для удовлетворения нужд наиболее привилегированного класса, а именно: бездельничавших рабочих, хулиганов и всякого городского сброда.

Как и следовало ожидать, особенное внимание "товарищи" обратили на винные погреба и спиртные склады и, конечно же, отнюдь не с целью предупреждения пьянства. Сначала все спиртное подверглось тщательному учету, затем все было реквизировано, а после началось беспробудное пьянство, целые дни от раннего утра до поздней ночи.

На эти наглые требования большевиков "делиться" Новочеркасский обыватель ответил тем, что еще глубже залез в подполье, куда припрятал и все свои жалкие припасы, ни за что не желая с ними расставаться. Большевики негодовали и всячески старались побороть такое пассивное сопротивление. Но уже вскоре они должны были признать, что все их мероприятия ощутимых результатов не дают и продовольственного кризиса не разрешают. Если население страдало от недостатка продовольствия, то местная советская власть очутилась еще в более худшем положении, так как она натолкнулась на препятствие, преодолеть которое и ей оказалось не по силам, а это сильно подрывало ее престиж в глазах населения.

Тогда большевики решили ввести систему "пайков", но этим, конечно, продовольственного вопроса не разрешили, так как скудные городские запасы скоро пришли к концу. Однако, эта мера лишний раз показала населению, что для