Это Гарольд сказал королевским стражам, которые хотели перетащить мертвого Генриха в сторону.

Мой друг подхватил тело брата на руки и понес его туда, где уже лежал труп Тобиаса.

Ох уж эта мне его сентиментальность. Вот откуда она у него берется?

Ладно, не моего это ума дело. Мне вон надо королю что-то ответить.

– Спасибо, ваше величество, – поклонился я Эдуарду. – Ваша доброта сопоставима только с красотой вашего королевства.

– Как? – и король почему-то рассмеялся. – Н-да. Согласен, как-то так оно и есть.

Один из стражей поднял оружие Генриха и отдал его мне.

– С чего бы? – удивился я.

– Традиция, – ответил тот. – Победитель забирает оружие побежденного.

– А, ну да, – вспомнил я. – Спасибо.

Я бы предпочел его кошель. Проку от него больше.

Одно хорошо – теперь-то уж точно все кончилось. Дальше все будет просто. Мы поедем домой.

Правда, еще предстоит объяснение с Унсом, но это ладно. Пригласим его на ужин, накормим и напоим, авось он и смилостивится, не станет нас убивать.

– Ну что? – зычно гаркнул Эдуард. – Королевский суд закончен, как всегда победили правда и разум. Хотя нет, погодите. Еще вон тот душегуб остался.

– Милости! – тут же закричал работник «Гильдии Убийц», стоящий на коленях поодаль от нас. – Милости прошу!

– Это можно, – согласился король. – Я вообще очень мягкосердечен, хоть и король. Мог бы колесовать или чего похуже учудить, а так мы тебя просто четвертуем. Согласись, этот вариант лучше, чем умереть под пытками или на дыбе?

– Пошли уже отсюда, – попросил я Гарольда, который подошел ко мне. – Не хочу я на казнь смотреть, надоела уже кровь, и своя, и чужая. И на вот, держи. Мне это не нужно.

Я сунул ему шпагу Генриха.

– Молодец, – сказал мне Монброн. – А то я с этой круговертью совсем забыл наше оружие потребовать обратно.

Он подошел к королю, который азартно наблюдал за тем, как с бедолаги-убийцы сдирают одежду, и что-то ему сказал. Тот ткнул пальцем в направлении Дерье, как видно, давая понять, что подобные мелочи его не интересуют.

– Вернут, – сообщил мне Монброн, переговорив с начальником королевской охраны. – Ко мне домой пришлют.

– Очень хорошо, – обрадовался я. – Эта тоже ничего, но я к своей привык.

Если честно, я очень хотел получить обратно свою старую шпагу. За эти годы она стала частью меня, если можно так сказать. И потом – и ее, и дагу мне подарил Агриппа. С учетом отвратительного характера моего наставника по благородным забавам, любой его дар ценен втройне.

Мы покинули помост, и на это никто не обратил внимания – ни король, ни его свита, ни толпа. Оно и понятно – дальше на нас смотреть было неинтересно. Ни мы никого не убиваем, ни нас никто не казнит. Скука смертная.

Что примечательно – внизу лестницы, если можно так назвать пять ступенек, отделяющих помост от площади, нас ждали. Причем встречающих было больше, чем я даже мог предположить.

Кроме наших радостно улыбающихся соучеников, там обнаружились и родственники Гарольда, а именно пять сестер, шмыгающих носами и промокающих платочками уголки глаз, и мертвенно-бледная мать.

– Зачем? – сразу спросила она у него. – Убивать – зачем? Генриха могли просто выслать из города, и все.

– На год? На два? – попытался объяснить ей ход своих мыслей мой друг. – А после все началось бы снова.

– Ты ничего не понимаешь, – женщина покачнулась, Гарольд успел прихватить ее под локоть. – Мой бедный мальчик! Мой Генрих!

– Это было необходимо, – упрямо повторил Монброн почти себе под нос. – У нас не было выбора.

– У тебя, – сказала его мать так, словно плюнула ему в лицо. – У тебя его не было. Ты боялся его. И ненавидел. Ты даже не отважился сам это сделать и напустил на моего маленького Генриха своего цепного пса.

А вот и мне перепало. Не скажу, чтобы совсем уж безосновательно, но все равно мне стало очень неуютно.

Похоже, так и не погостить мне в гостеприимном доме Монбронов Силистрийских. Я теперь туда сам не поеду. У меня нет ни малейшего желания умереть от яда, изготовленного по старинному фамильному рецепту. А что меня там попробуют отравить, я не сомневался. Или прирезать, что менее вероятно.

Нет, я уж лучше до отъезда отсижусь в резиденции Асторга. Хорошо укрепленный дом, неплохая кухня, мягкая постель, в которой, к слову, я буду спать не один, а с Рози. Опять же, с Карлом выпью нынче вечером от души.

Я бы и Гарольду не советовал домой соваться. От греха. Жаль только, он меня не послушает.

– Мама, выбирай выражения, – потребовал Гарольд, щеки которого налились румянцем.

Кстати – как бы не впервые на моей памяти.

– Почему я должна это делать? – звенящим голосом сказала женщина, повернулась ко мне и обожгла взглядом. – Будь ты проклят! Навеки проклят!

– Боюсь, вы опоздали, добрая госпожа. – Я и не подумал отводить глаза в сторону. – Мы все, знаете ли, уже прокляты. Куда бы мы ни пошли, за нами постоянно следует смерть. Как-то так повелось.

– Истинная правда, – пробасил Карл. – Так и есть.

– Тогда желаю, чтобы она побыстрее тебя догнала, – истово произнесла женщина, развернулась и пошла прочь, не выбирая дороги.

И толпа, радостно галдящая и с интересом наблюдающая за началом четвертования незадачливого убийцы, расступалась перед ней.

Дочери последовали за матерью.

– Эраст, не знаю, что и делать, – замялся Монброн. – Понимаешь ли…

– Иди с родней, – хлопнул я его по плечу. – А я к де Фюрьи поеду. Все же понятно, чего зря говорить? И вот еще что – с телом брата не тяни. Солнце вон как лупит, на такой жаре он уже к вечеру может начать пованивать.

Рози укоризненно посмотрела на меня, правда, я так и не понял, почему. Все же вроде правильно сказал?

Но немедленно покинуть площадь нам не довелось, потому что сразу после того, как Гарольд направился вслед за родней, к нашей небольшой компании приблизилась знакомая мне до боли парочка.

– Я знал! – торжествующе заявил Борн и, по-моему, даже попробовал подпрыгнуть на месте, хоть и безуспешно. – Ты не мог не победить, дорогой барон!

И толстяк полез ко мне обниматься.

– Это кто? – холодно поинтересовалась у меня Рози, которой выбеленные щеки и многочисленные мушки нашего с Гарольдом нового приятеля явно не внушили доверия. – Эраст, я тебя спрашиваю?

– Это Борн, – ответил ей вместо меня Унс, а после отодрал от меня притоптывающего на месте брата постельничего и сердито сказал: – Ах ты, маленький паршивец!

– Почему маленький? – поинтересовался я.