же репортёр, мне положено быть в гуще событий! — Ксения улыбалась и чувствовала себя не соотнесённо моменту довольной. — Поступаем в ваше полное распоряжение, товарищ старший лейтенант!

Таким неожиданным образом герой СССР, старший-лейтенант Павличенко стала командиром отряда…добровольцев? Её терзали разные эмоции, но продолжалось это не долго. От дум отвлек странного вида бронетранспортёр прибывший к стенам штаба. Из него посыпались солдаты в странного вида форме, словно сошедшие со страниц исторической хроники о событиях Империалистической войны. За редким исключением в той группе что выбралась из транспорта все были не молоды, никак не младше 40 лет.

— Дамы. — Коротко кивнул седовласый солдат с шевронами на рукаве. Его не интересовали женщины, и он двинул в штаб. Но проходя мимо Маковской словно столкнулся со стеной и замер: — Людмила Степановна, Ираида Дарюсовна! Прошу меня искренне простить, не признал вас в столь необычном виде. Что вы здесь делаете?

— Война, Александр, война. Мы едем туда где нужны. И молодые люди из числа коммунистической молодёжи, и товарищ старший-лейтенант Красной Армии… — На этих словах Маковской мужчина словно ужаленный в седалище крутнулся на месте и полными удивления и шока глазами заозирался, пока не осознал, что озвученный красный лейтенант — барышня! — … командир нашего отряда.

— Но позвольте!..

— Бросьте, господин унтер! Вы военный человек. Тем более вы в отставке, а действующий офицер… командир, здесь лишь один — она пред вами… Имейте капельку чести и мужества признать и принять сей факт!

Долго ли, скоро ли, но удивительная группа совершенно неожиданных людей во главе с Павличенко сошлись в едином мнении что надо двигаться к мосту под руководством Пауэлла, раз на северный отправился сам полковник Раст, а на южный вроде как перебросили ещё какое-то подкрепление. Людмиле выделили место в бронетранспортёре, и дали наконец-то нормальное оружие — самозарядную винтовку с оптическим прицелом. У ксамовцев оказалось некое количество запасных винтовок, и их комсорг узнав, что старший лейтенант — снайпер, расщедрился на личную винтовку. Это было очередное неожиданное открытие местных реалий: винтовка французская, RSC 18/24 с шестикратным оптическим прицелом и отъемным магазином на 10 патронов калибра.30−06 коих отсыпали пару сотен, и дали еще два запасных магазина.

Чувство что наконец-то можно заняться привычным делом отошло назад сразу как пред глазами в который раз оказались эти неожиданные русские ополченцы. Бывшие царские солдаты. Беляки!.. И женщины эти из батальона Смерти! И полька. Та хоть за коммунистов воевала в Испании…

«Как же всё так получилось-то?» — с ужасом думала Людмила осматривая её подчинённых в бронемашине, мчащейся по пустому городу в сторону сражения. И кажется последней каплей безумия стало осознание что среди этих ополченцев сидит один с худым лицом и острым взглядом, а на груди его сверкает Железный Крест.

«Лучше бы я не спрыгивала с поезда…»

Интермедия

11 мая. Ипсиланти. Генрих Сат

Кого только не привела Великая Война в США. Немцы стояли в том списке далеко не в последнем ряду. Их гнала разруха, разочарование, обида, но некоторых к принятию новой Родины их привёл плен. Военнопленных кайзеровской армии в США было очень мало, всего-то пара тысяч. Вот в их числе и оказался иудей Генрих Сат, санитар, герой сражения за мост через Мёз у Вилон-Арамон. В тот знаменательный в его жизни день, Генрих не покинул пред мостовых позиций, и шесть раз выходил на сам мост в ходе сражения. Он вынес двадцать раненых, и в их числе было двое офицеров. Это не осталось незамеченным командованием полка и дивизии. За беспримерный героизм и храбрость, не смотря на провал наступления он, обыкновенный санитар, был удостоен Железного Креста 2ой степени. Но не это в дальнейшем имело для него значение. Куда больше его беспокоил образ увиденный в тот роковой день.

Он видел Его. Tod an der Maas, Янки-Смерть, Безумного Пса, как только не называли того безгранично отважного и одновременно страшного офицера-американца что ценой своей жизни не пустил на южный берег ни одного солдата Кайзера. Командование знало что у моста всего несколько живых солдат противника. Что новый газ всех погубил, а выжившие не страшнее дохлой собаки. И всё равно никто не смог пересечь проклятый отрезок дороги, соединяющей северный берег с южным. Столь страшным было сопротивление…

Не выходило из головы старого солдата не только как дрался тот янки, но и как умирал. Видел его с расстояния в десяток шагов, приближаясь со второй группой что стремилась на противоположный берег. Американец был истерзан боем еще до выхода на мост — половина лица вырвана вместе с глазом, одна кисть затянута кривой повязкой, и весь он был в грязи и крови. Своей и чужой. И убивал не задумываясь ни на миг. Умирая продолжал забирать с собой всех, до кого мог дотянуться… Истинный кошмар наяву. Тогда дивизия отступила от моста, прибыло подкрепление янки, но образ Смерти с Мёза стоял пред глазами. Через неделю, месяц, год. Он до сих пор иногда просыпался от кошмара. Всегда одного и того же.

Мост через Мёз заполненный от края до края, словно ковром, телами погибших немцев. Он стоит на северном конце моста и силится шагнуть, но ноги приросли к телам павших. А безумный янки не умер, медленно встал на южном краю моста из кучи трупов, всё так же с торчащим в животе штыком, весь в крови и грязи, повёл единственным уцелевшим глазом на изуродованном лице по телам павших. И увидел его, застывшего Генриха. Шагая по трупам солдат Кайзера он надвигался на него, старого солдата, сжимая окровавленной рукой пистолет… Блеск ненависти в глазу американца заполняет всё вокруг и превращается в дуло пистолета, направленного в лицо Сата…

В конце 18го года санитар попал в плен, по удивительному стечению обстоятельств, именно к американцам, и отправился в США, с годами обратившиеся для него новой Родиной. Желание вернуться домой, довольно крепкое в 20ых годах, умерло с началом 30ых и гонениями на евреев. Вся родня, дальняя и близкая бежала или погибла под властью нацистов. Прежние героические достижения пред Германией не стоили ничего если ты — иудей. Герой Мёза не нужен был отечеству.

Старина Генрих прекратил мыслить категориями прошлого, обратив свой взор на новую реальность. Не смотря на возраст, нашел в 1934 году жену, даже родились дети, а ставшая привычной работа с медицинским оборудованием приносила неплохую зарплату. Даже страх пред давно погибшим янки, и сами кошмары —