широком плане дружба с животными воспринимается в суфийской поэзии как один из способов достижения взыскующим истины понимания единства Божия через знание языка при роды. Не случайно и свой эзотерический язык суфии называли «язы ком птиц» (мантик ат-тайр), заимствовав это выражение из Корана.

Далее в повествовании следует эпизод, который многими филологами признается кульминационным. Маджнун встречает нищую старуху, которая водит на цепи такого же несчастного, как и она сама, и, выдавая за пленника, получает милостыню и делится полученным со своим спутником. Маджнун просит старуху заковать в цепи его, поскольку считает себя безумцем, достойным позора, и говорит, что не потребует своей доли собранной милостыни. С цепями на ногах и ярмом на шее, побиваемый камнями, Маджнун терпит унижения и боль. Старуха приводит Маджнуна к дому Лайли, где он произносит страстные речи о своей вине перед возлюбленной и готовности принять ради любви любую кару. После этого, окончательно обезумев, Маджнун разрывает цепи и убегает в горы. На сей раз его родители, увидев, в каком состоянии сын, отступаются от безумца. Е.Э. Бертельс высказал предположение, что эта сцена («разрывание пут») символизирует полный разрыв Маджнуна с человеческим сообществом, возврат к которому более для него невозможен. Все последующие эпизоды поэмы воспринимаются как звенья одной цепи, ведущие к трагической развязке.

Отец Лайли дает согласие на ее брак с Ибн Саламом, однако после совершения обряда Лайли отказывает мужу в супружеской близости. Муж понимает, что сердце его жены принадлежит другому, но не готов от нее отказаться и довольствуется лишь лицезрением ее красоты.

Маджнун, скитающийся в пустыне, узнает от путника о замужестве Лайли. Тот намеренно чернит возлюбленную в глазах влюбленного, но, видя страдания Маджнуна, в конце концов рассказывает ему правду – она уже год хранит целомудрие и остается верна своей любви. Тем не менее Маджнун обвиняет Лайли в вероломстве и нарушении обетов.

Друг за другом, посетив в последний раз безумного сына в пустыне, умирают родители Маджнуна. Далее в тексте поэмы следует введенный Низами пространный эпизод, оформленный как самостоятельная глава и названный «Маджнун обращается с мольбой к чертогу Всевышнего Бога». Совершенно очевидно, что эта глава, построенная на описании ночного неба, планет и созвездий, выполняет как смысловую, так и декоративную функцию. С одной стороны, она восполняет дефицит описательного элемента, который автор ощущал в арабском сюжете. С другой стороны, Низами встраивает это описание в сюжет таким образом, что оно углубляет образ Маджнуна как поэта, мистически чувствующего единство бытия. Молитвы героя, обращенные к светилам, дополняют присутствующие еще в арабском предании мотивы дружбы с животными и бесед с птицами.

Молитвы Маджнуна были услышаны, и он получает послание от Лайли, однако вновь отвечает на него упреками. Драматизм финала усиливает добавленная Низами сцена свидания влюбленных. Покинув дом, Лайли просит некоего человека привести к ней Маджнуна, чтобы тот прочитал ей свои новые стихи. Хотя некоторые исследователи оспаривают принадлежность этого эпизода Низами, он, тем не менее, не противоречит общему авторскому замыслу: соединение влюбленных про изошло в чисто платоническом плане, сами же они остаются целомудренны, ибо в сознании Маджнуна он и его возлюбленная давно неразделимы. Об этом свидетельствует эпизод поэмы, в котором Маджнун, найдя на дороге листок с именами своим и Лайли, соскребает послед нее, ибо имя возлюбленной уже содержится в его собственном.

Изнемогая от тоски, заболевает и умирает муж Лайли. Она оплакивает его, однако тайно вспоминает Маджнуна, получив, таким образом, возможность для выражения истинного горя.

Наступает осень, и вместе с увядающей природой угасает Лайли, поведав матери перед кончиной тайну своей любви. Маджнун оплакивает возлюбленную, удаляется в пустыню в сопровождении диких зверей, а затем вновь возвращается и умирает на могиле возлюбленной. Звери в течение года стерегут его бездыханное тело, и соплеменники не ведают, что Маджнун мертв. Когда же звери разбредаются, Маджнуна хоронят в склепе рядом с Лайли, а их могилы почитаются как чудотворные. На гробнице влюбленных разбивают цветник, в который приходят страдающие и несчастные.

Очевидно, что поэма «Лайли и Маджнун» в большей степени, чем другие эпические произведения Низами, воплощает суфийскую концепцию платонической любви в земной жизни как ступени к постижению Бога. Несмотря на то, что любовь Кайса и Лайли приносит им горе и смерть, изолирует Маджнуна от социума, в суфийском толковании самоценности любви содержится ключ к верному пониманию авторского замысла и гармонизации внешнего трагизма истории о несчастных влюбленных. Ту же функцию выполняет тема становления Маджнуна как идеального поэта, которому в суфийском мировосприятии нередко приписываются и пророческие черты. Любовное безумие Кайса оборачивается священным безумием певца, и через поэзию восстанавливается утраченная социальная ценность изолированного от общества индивидуума. О стихах Маджнуна знают в округе, а затем из Багдада в пустыню приезжает ценитель поэзии Салам Багдади, благодаря которому поэзия Кайса обретает известность среди всех арабов. Эпизоды истории Маджнуна дают возможность Низами ввести в поэму лирические фрагменты, соответствующие известным стихам Кайса ибн Мулавваха, как, например, знаменитый разговор с вороном, имеющий множество аналогий в арабской и персидской любовной поэзии:

[Ворон] сидел на ветке, проворный и зоркий,

Словно черный янтарь на зеленой эмали.

Как увидел Маджнун такого странника,

Счел свое сердце его собратом. Сказал:

«О черный со светлой душой, по ком ты носишь траур?

Почему ты цвета ночи, о освещающий ночь?

Из-за чего стал черен твой день?

Я в огне тоски – а ты пылаешь?

Я в трауре – а ты облачен в черное?…

В день, когда приблизишься к моей подруге,

Передай: “Без тебя мои дела – из рук вон;

Пойми, что, если ты не поможешь,

Я пропаду в этом запустении”».

Несмотря на то, что ранние стадии беллетризации предание о любви Маджнуна и Лайли прошло еще на арабской почве, особен но в версии ал-Валиби, именно Низами принадлежит заслуга превращения разрозненных эпизодов-сообщений (хабар) в стройное сюжетное повествование. Помимо сюжетной последовательности событий стройность средневекового любовного романа определяется также наличием доминирующей идеи. В данном случае это – концепция превращения любовного безумия в священное безумие поэта, вдохновляющее его на создание совершенных произ ведений.

После «Лайли и Маджнун» Низами вновь увлекают наставительные цели поэтического творчества, которые он воплощает в поэме «Семь красавиц». Главным героем повествования выступает легендарный царь династии Сасанидов Варахран V (Бахрам) (421–438), прозванный Гуром по причине сильнейшего пристрастия к охоте на онагров (гур – онагр, дикий осел). В основе сюжета лежит предание о сасанидском правителе, изложенное в