— Ну-ка, назад!

Афганцы стояли на месте. Я уже отчетливо понял, зачем они пригласили меня сюда. Они хотели со мной расправиться, а заодно и забрать оружие. Недолго думая, выстрелил в их сторону, в пакеты с одеждой, лежащие на полках. Они были уверены, что на большее я не был способен, и продолжали с ненавистью глядеть на меня, делая осторожные шаги в мою сторону. Выстрелил еще несколько раз, уже прямо им под ноги. Отступал к входной двери, держа духов на мушке прицела. Дверь оказалась закрытой на запор. Открыл. Вышел на улицу, увидел испуганные глаза женщины. И только тогда почувствовал, в какую западню я попал и что могло бы быть со мною, если бы я промедлил или проявил нерешительность. О случаях убийств советских военнослужащих в Кабуле слухи ходили давно. Видимо, одним таким фактом сегодня могло быть больше, но, к счастью, этого не произошло.

Мы снова бродили по городу. На улицах, между стволами деревьев, были натянуты веревки, на которых висели предназначенные для продажи одежда, белье, другой товар. Куда ни кинь взгляд, везде шла бойкая торговля. Неприятно было наблюдать, как русские девушки, женщины, не обращая ни на кого внимания, снимали с себя одежду и прямо здесь же, на улице, на себе примеряли понравившуюся им вещь. Таких, без комплексов и раскрепощенных, наших соотечественниц в торговых рядах было много. Они ходили группами, в одиночку, без оружия, раздевались, не стыдясь.

— А что у меня можно взять? — не кокетничая, запросто спросила у меня одна из них, когда я пытался напомнить ей о совести, об опасности и нормах поведения в чужой стране. — Честь? Да я за такие красивые и дорогие тряпки ее и так с радостью отдам, если кто этого попросит. От меня ничуть не убудет. Афганцы платят хорошо, не то что вы, нищие вояки. — И пошла вдоль рядов, рассматривая товар и мило улыбаясь торговцам.

…Один знакомый советник как-то рассказал нам курьезный случай, произошедший с ними еще до прихода наших войск. Было их тогда много из разных стран, в том числе и из СССР. Жили в основном без женщин. Однажды афганец предложил советникам купить у него одну из его жен. Не совсем поняв смысл сказанного, взяли ее на работу, чтобы она готовила еду, стирала белье, поддерживала порядок в жилище. Но через некоторое время приехал афганец и выразил советникам обиду, что они не выполняют свои супружеские обязанности и не спят с его молодой женой. Советники стали объяснять, что спать с ней им не позволяют моральные принципы и законы своих государств. Но хозяин женщины был неумолим, он требовал исполнения ими супружеских обязанностей. С тех пор они жили поочередно с одной женщиной и были довольны. Но в связи с развернувшимися в стране событиями был получен приказ возвращаться в свои страны. Возникла проблема: что же делать с купленной женой? Возвращаться к мужу она категорически отказывалась. Предложили ее советским советникам, но те решили с ней больше не связываться. Хозяин тоже не желал ее брать назад, даже за деньги. В конце концов сошлись на том, что советники как бы продали ее снова мужу за незначительную сумму.

По соседству с нами на военном аэродроме находился военный госпиталь. Там было много красивых, обаятельных и молодых девушек. Жили они в вагончиках. Офицеры и прапорщики, истосковавшись без женщин, стали ездить в госпиталь. Вскоре пошли слухи, к кому «подъезжать» бесполезно, кто дает и за сколько. В начале восьмидесятых проституция в нашей стране была чем-то несуществующим, абстрактным. Она была там, за рубежом, у разлагающихся капиталистов, у нас — нет! Порнофильмы в Союзе были большой редкостью и смотрелись при закрытых окнах, дверях и в очень тесном кругу близких, знакомых и надежных людей. Секса в нашей стране также «не было». А реально и практически, на мой взгляд, именно с Афганистана начала зарождаться и набирать размах наша советская проституция. В обиходе появилось слово «чекистка». Речь шла о девушках, которые за чеки (деньги, которыми государство рассчитывалось с нами за службу в Афганистане) одаривали мужчин своей лаской. Любили и бесплатно, но не все и не всех. Где-то читал, что женщины, побывавшие в экстремальных ситуациях, испытавшие трудности боевой походно-полевой жизни, видавшие ужасы войны, становятся более любвеобильными. На мужчин же война влияет совсем по-другому.

Как-то приехав из отпуска, офицер батальона поделился новостью: при первой близости с женой он почувствовал себя беспомощным. И хоть он не был ранен, контужен, ничего не получилось. Прошло несколько мучительных дней, прежде чем он снова почувствовал себя в норме.

— Брось волноваться! Это все ерунда. Не бери в голову, — успокаивали его сослуживцы. — Самолет, дорога, разница во времени, климат, устал, вот и все. Не может такого быть, если раньше все было в норме!

Но вскоре вернулся из отпуска другой офицер, и снова разговор о том же. Мы не могли понять, в чем была причина их неудач. Молодые, крепкие, мы считали тогда, что наше здоровье вечно и нас хватит на всех и на долгие годы. Правда, мы не знали еще, что война для нас бесследно не пройдет даже в этом вопросе. Не обязательно было остаться с ногами, руками, головой. Были еще раны душевные, а они подчас оказывались сильнее физических.

В кандагарском госпитале, видя дикие от ужаса и полные слез от сострадания к очередному раненому или погибшему глаза девушек-медичек, с болью думалось: «А вас-то кто принуждал ехать сюда, в это пекло? Неужели вы не знали, что такое Афганистан и что здесь творится?»

Хотя действительно, об этой стране как о театре военных действий в те годы не писали и даже не говорили. О том, что здесь происходило и как здесь страшно, девушки, конечно, не знали. Ну а самое главное — абсолютное большинство их было бессовестно обмануто работниками военкоматов. Им, желающим служить или работать в армии, обещали Кубу, Германию и другие страны. Глупые, они подписывали все необходимые бумаги, зачастую не читая их, веря в порядочность работников военкоматов, и потом оказывались в Афганистане.

А обратной дороги уже не было. Захочешь убежать, и то не убежишь. Это — заграница со строгим пропускным режимом. И потом, ведь никто не заставлял их идти в армию, они сами пошли служить, добровольно приняли военную присягу. Ну а если приняли, то нужно и служить, как того требуют воинские уставы. И, наконец, чтобы вернуться назад, нужно было рассчитаться с государством за то, что оно потратило на тебя деньги, и к тому же немалые. Поэтому многие из приехавших сюда девушек первое время были просто в шоке от того, как их ловко обманули с работой, и от всего увиденного здесь. Но жизнь брала свое: нужно было выполнять свои служебные обязанности, лечить раненых и больных. Хандра, страх понемногу отступали, напряженная работа втягивала в свой круговорот.

— Помните случай, когда солдатику осколком член оторвало? — спрашивала своих подруг-медичек одна из девушек, рассказывая нам, ставшую уже занятной легендой историю. — Короче, сделали ему операцию, хорошо, что вторую половинку сразу подобрали. Пришили. На днях сняли швы. Начальник нас всех и озадачил: проверить, все ли у него с этим делом нормально.

— Проверили?

— Работает как надо. Сбоев нет. Он такой радостный!

— А кто проверял? — задали мы им нескромный вопрос.