Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иными словами, Запад был чрезвычайно мощной силой, с которой следовало держать себя настороже. В противном случае, объединившись и сыграв на политических и, главное, религиозных противоречиях, западные державы могли похоронить Византию. Как отмечали современники, не раз Мануил Комнин говорил своим близким товарищам, что очень боится народов Запада: «Царь опасался, чтобы латинские племена, обладающие неодолимой силой, соединившись между собой, не затопили нашего государства, подобно потоку, который из малого сделавшись великим, опустошает нивы земледельцев»[448]. И, насколько мы можем судить по последующим событиям, опасался небезосновательно.
Остановить грядущую экспансию можно было различными способами, и все они были задействованы. В частности, играть на политических противоречиях европейских государств и Римского епископа, не позволяя им скооперироваться против Византии. Затем открыть Западу глаза на «схизматиков» — греков с целью последующей интеграции обеих культур в рамках одной христианской цивилизации. И, наконец, прекратить церковный раскол. Император правильно понимал, что в условиях единой Кафолической Церкви практически все политические разногласия могут быть решены мирным путем.
Это все, так сказать, практические размышления. Но следует иметь в виду и идеальный момент в умозрении Византийского царя, которого не случайно называли новым Юстинианом. «Римский империалист» до мозга костей, Мануил I Комнин прекрасно понимал статус императора и его роль во Вселенной. Поэтому внешняя политика царя была целиком и полностью направлена на то, чтобы выполнить незавершенную императором св. Юстинианом работу — воссоздать Священную Римскую империю, обезопасив христианские земли от нападения варваров и мусульман. Поэтому характер и стиль деятельности нового василевса во многом копировал своего великого предшественника, от которого его отделяли шесть столетий.
Комнин искренне недоумевал, когда кто-то пытался распространить титул «император» на латинских правителей, и совершенно не понимал, как Римский папа, перед авторитетом которого благоговел, может наделять кого-то царской властью. По-видимому, только потому, полагал царь, что изменился сам Апостольский престол, — другого объяснения он не видел. Его мысли на этот счет позднее были письменно изложены одним из близких придворных летописцев в виде монолога-размышления.
«Каким образом, — заочно обращался василевс к далекому Римскому епископу, — власть Рима сделалась предметом торга для варваров и низких рабов? И с тех пор нет в нем ни архиерея, ни правителя: там восхищающий царское величие, вопреки своему достоинству, идет пешком впереди едущего верхом архиерея и исправляет должность его; а первый, правителя называя императором, почитает его божественным царю. Как и откуда получил ты право, почтеннейший, употреблять Римских царей вместо конюшенных? Если же не получил ниоткуда, то и в тебе лживо архиерейство, и в нем унижен царь. Если ты не допускаешь, что царский престол Византия (Константинополя. — А.В.) есть вместе с тем престол Рима, то откуда наследовано самим тобой достоинство папы? Это определил один Константин, первый христианский царь. Как же ты одно, — разумею престол и величие достоинства, — с удовольствием принимаешь, а другое отвергаешь? Или принимай то и другое, или отступись от того и другого. Но мне, скажешь, дано право возводить на престол царей? Так, поскольку возлагать руки, постольку посвящать есть дело духовное; но ты не имеешь права дарить царства и в этом отношении делать распоряжения. Ведь если в вашей власти было передавать царства, то отчего не переместили вы того, кто находится в Риме? Ты спотыкаешься о собственные дела и не замечаешь, как противоречишь своим поступкам»[449].
Как следствие, уже в первые годы царствования Мануила I Комнина сформировалась стратегия его внешней и внутренней политики. В самой Империи ему надлежало устранить последние атавизмы «византийского папизма» и восстановить достоинство, статус и честь Римского самодержца. А вовне — отбросив внешних врагов, примирить Восточную церковь с Римским папой и воссоздать единую Вселенскую империю. В отличие от деда, Алексея I Комнина, который спасал Византию от неминуемой и скорой гибели, и отца, успешно отбивавшегося от норманнов и турок, Мануил Комнин получил в наследство хорошую армию, организованную императорскую администрацию, обильную государственную казну и высокий международный авторитет на Западе и Востоке. Как говорили, «государственная казна в то время отличалась щедростью, разливалась, подобно переполнившему собранию вод, и, как чрево, близкое ко времени рождения и удрученное избытком бремени, охотно извергала из себя пособие нуждающимся. Ибо от доходов царя, отца Мануила, из которых часть уделялась на дела богоугодные и которые не подвергались беспутной и безрассудной трате, скопились груды денег и лежали, как кучи камней»[450].
Естественно, получив единодержавную власть в таких выгодных условиях, василевс не думал почивать на лаврах. В течение 30 дней после смерти Иоанна II Комнина он отдавал последние почести покойному отцу, наводил порядок в Киликии, а заодно сооружал монастырь на месте смерти императора. Рассказывают, что, проходя из Армении через город Хоны, Мануил Комнин получил благословение от местного архиерея Никиты, слывшего прозорливцем. Когда клирики спросили того, способен ли юный царь удержать власть в своих руках, Никита ответил, что василевс управится со всеми: Римским государством, братом Исааком и с врагами, поскольку так предустановлено Богом[451]. Это показалось современникам маловероятным, но Мануил Комнин, казалось, вообще не ощущал никакой опасности и принял верховную власть как должное. Его совершенно не волновало, что старший брат Исаак находится в Константинополе и может, используя отсутствие императора, заявить собственные права на царскую власть. Наверное, Мануил I искреннее удивился, если бы узнал, что естественные, с его точки зрения, поступки квалифицируются окружающими как героизм.
В это время к нему прибыла делегация из Антиохии — прослышав о кончине грозного царя, латиняне решили высказать претензии «юнцу», у которого еще даже не начала пробиваться борода. Они потребовали от нового василевса римлян вернуть те земли, которые, по их мнению, принадлежат Антиохийскому княжеству. Увы, их ждало разочарование: нисколько не смущаясь, Мануил I ответил им, что не только «спорные» земли, но и Антиохия является собственностью Византии, а сами крестоносцы — клятвопреступники, нарушившие ленную присягу. В будущем времени, пообещал царь, он непременно накажет латинян за