Вцепившись в руку Егора, зажимавшую ему рот, Мишка потянул ее вниз, убирая от своего лица. Бирюк с опаской отпустил его.

— Мы шли? — отойдя и повернувшись лицом к напарнику, спросил Мишка.

— Мы спали. Ты упал и выключился. Поднять тебя не получалось. Проснулся я от того, что ты толкнул меня. Ты куда-то бежал, а потом встал и кричать принялся, — рассказал ему Бирюк. — Я тебя догнал, да рот тебе зажал, чтобы не орал. Думал, во сне бродить начал. Смотрю — а ты не спишь. Привиделось чего? — спросил он напряженно, словно ожидая плохих новостей.

— Не знаю, — тряхнул головой Мишка, ощущая внутри непонятную пустоту, перемешанную с тревогой и непреодолимым желанием куда-то идти, торопиться… куда-то успеть… — Далеко нам до наших? — вдруг спросил он.

— Не знаю. Так, по прикидкам, часа четыре, а с твоим ходом… Сложно сказать, — задумался Захаров. — Да и я уже тот еще ходок…

— Пошли, — вздохнул Мишка и, торопливо выломав в ближайшем орешнике палку, тяжело опираясь на нее при ходьбе, пошагал вперед, туда, куда его тянуло словно канатом, периодически оглядываясь на бредущего за ним следом Бирюка, которого ощутимо шатало.

До Ильска они добрались глубокой ночью. Линия фронта сместилась далеко в сторону Луковнино. Там сейчас продолжался жестокий бой. Сам Ильск, разрушенный едва ли не до основания, напоминал муравейник: тут и там горели костры, ржали лошади, то и дело темноту прорезал свет фар подъезжавших и отъезжавших машин. По городу носились медицинские сестры, собирая раненых, пробегали с носилками обозники. Тяжелораненых грузили на полуторки и телеги и вывозили в санитарный батальон дивизии Егорова, либо везли сразу в госпиталь. С окраины города взлетел самолет, и, сделав круг, направился в тыл.

— Видать, подкрепление подошло, — наблюдая за повышенной активностью в городе, прошептал уже едва двигавшийся Бирюк и сдавленно закашлялся.

— Пошли сперва в санчасть, а потом я майора найду, — проворчал Мишка.

— Пошли майора сыщем сперва, — вздохнул Егор, тяжело отталкиваясь от земли, чтобы подняться, и упираясь затылком в дуло автомата.

— Руки за голову и легли, — раздался над ними незнакомый голос.

Мишка и Егор послушно распластались на земле, заложив руки за голову.

— Ребят, мы свои. С задания возвращаемся, — спокойно проговорил Захаров.

— А чего залегли тогда? Чего выглядывали? «Свои»… — проворчал тот же голос, выворачивая руки за спину Мишке, а затем и не сдержавшему стон Бирюку.

— Сволочи, он же ранен! Своих же калечите, уроды! — в ярости задергав связанными руками, заорал Мишка. — Ведите нас к командиру! Откуда вы взялись только такие… — хокнув от дружеского пинка сапогом под дых, подросток закашлялся.

— Молчи, Колдун, — прохрипел Егор. — С командиром поговорим.

— Заткнитесь, оба! — награждая ударом сапога и Бирюка, проговорил часовой. — Не до вас командиру сейчас. Вставайте и потопали!

Подняться самостоятельно со связанными за спиной руками разведчики не смогли. Четверо солдат, патрулировавших территорию, поставив на ноги, были вынуждены почти тащить их на себе — развязывать руки «диверсантам», пусть и раненым, никто не собирался. Впрочем, тащили их недалеко: сбросив в один из уцелевших подвалов, заперли крепкую дверь и приставили часового.

С трудом сев, Мишка, обливаясь потом и рыча от боли, встал на колени и пополз к Егору. Бирюк лежал на животе, и на Мишкины поползновения совершенно не реагировал. Добравшись до Захарова, подросток плюхнулся на задницу и повернулся к нему спиной. Буквально выворачивая себе руки, нащупал узел у напарника на руках и попытался его развязать. Попытки с двадцатой, обломав себе все ногти и едва не воя от боли в стянутых веревкой руках, парень почувствовал, что узел наконец поддался.

Распутав руки Егора, Мишка толкнул его. Бирюк не отзывался. Снова встав на колени, подросток, тихонько подвывая от боли, принялся ползать вокруг Захарова, через каждые пару «шагов» падая на пятую точку и ощупывая горевшего огнем напарника. Добравшись до головы, он понял, что тот при падении крепко приложился ею об пол. Настолько крепко, что под его головой натекла лужа крови. Но Егор был жив, Мишка явственно это чувствовал. Но также он чувствовал, что мужчина может умереть, если ему в ближайшее время не помогут. А в том, что все-таки помогут, парень очень сильно сомневался, учитывая оказанный им теплый прием.

Медлить было нельзя — Мишка видел, что красная нить, ведущая к телу Бирюка, стала тонкой и слабой, она уже больше не пульсировала и не светилась, лишь едва тлела, готовая погаснуть в любой момент. Подросток, еще раз оглянувшись на напарника, на коленях пополз к двери.

— Эй, есть там кто? — вдарив плечом в дверь, захрипел-заорал он. — Захарову совсем плохо! Врача позовите! Отнесите его в санчасть!

— Чего орешь? Сдохнет, туда и дорога! Пуля целее будет, — донеслось из-за двери. — Еще боезапас на вас, предателей, тратить!

— Скотина! Сволочь! — Мишка, забыв про раненую ногу, поднялся на ноги и со всей дури приложился к двери. — Дай только выйти, я тебе покажу предателей! Врача позови, урод! Помрет же Бирюк, придурок! — хрипло орал подросток, срываясь на тяжкий кашель, продолжая колотиться плечом в дверь.

Дверь неожиданно распахнулась. Не удержавший равновесия мальчишка грохнулся на пол, прямо под ноги часового. Тот, нагнувшись, схватил подростка за грудки, рывком поставив его на ноги, и с размаху впечатал кулак ему в солнечное сплетение. Пнув ногой согнувшегося от удара пацана, часовой плюнул в его сторону. Мишка рухнул кулем, надсадно кашляя и задыхаясь.

— Заткнись, урод! Еще раз вякнешь, я тебя не дожидаясь командира шлепну. При попытке сбежать, — мрачно сообщил часовой и грохнул дверью, закрывая ее.

Отдышавшись, Мишка на дрожащих коленях пополз к напарнику. Добравшись до Бирюка, он привалился к его телу. Не замечая текущих из глаз слез, подросток зло пихал его плечом.

— Бирюк, держись! Держись, сволочь! Какого хрена ты не дал достать осколки, скотина ты такая? А теперь помирать вздумал, гад? Хочешь спокойненько в могиле лежать? Думаешь, ты самый умный, да? А вот хрен тебе, понял? Я не дам тебе сдохнуть! Будешь смотреть на это все! Будешь! Хрен ты уйдешь в тишину! Хрен тебе, а не тишину! — зло, прерывисто шептал парень, ползя к голове Бирюка. Добравшись до обнаженной кожи, он практически улегся на Захарова, прижимаясь мокрой щекой к его шее.

Установив прочный контакт с товарищем, Мишка, прежде всего найдя его истончившуюся и бледную нить, подцепил ее сознанием. Сосредоточившись на себе, он пытался отыскать у себя такую же. Только спустя время до него дошло, что нити от других людей тянутся к нему, как бы указывая ему местонахождение их владельца. Значит, у самого себя он такой нити не отыщет. Подросток расстроился — нить, идущая от Бирюка, истончалась все больше.

Разозлившись, он нащупал прямой контакт от соприкосновения с телом товарища, и, собрав свою силу в комок, со злостью запульнул ею через него. Нить полыхнула и запульсировала активнее. «Ага! — промелькнула в голове у мальчишки мысль, — значит, можно и так!» Настроившись, он стал потихоньку вливать в Бирюка свою силу, одновременно постаравшись раствориться в нем. Какое-то время тело напарника не позволяло ему проникнуть в себя, но наконец сдалось, и Мишка заскользил сознанием по некогда ярким, а сейчас словно подернутым золой нитям.