class="p1">Я вернул его ей…, закопал у надгробия на пустой могиле Эмили Моран, а теперь вновь держу в своей руке.

«Тебе пригодится больше», — словно наяву шепчет в голове ее тихий голос.

— Это всё, или она еще что-то просила передать? — очнувшись от морока, припечатываю взглядом рассеянного наблюдающего за мной Дугласа.

Спрашивать о том, как Артур заполучил образец меадона, смысла нет. Аарон не подозревал о существовании препарата раньше и вряд ли знает сейчас. Лаборатория в Карпатах недосягаема, как и группа ученых, работающих в бункере под руководством Артемьева. Больше о секретных разработках неизвестно никому… Кроме Алатеи.

Меня прошибает холодный пот. Я не хочу в это верить, однако других вариантов нет. Как, черт возьми? Как она его достала и передала Артуру? Все образцы я храню в личном сейфе, способном выдержать даже ядерный удар.

— Есть еще письмо, — Дуглас снова шелестит документами в кейсе, вырывая меня из бурлящего потока мыслей.

— Нужно сразу было его отдать, — нетерпеливо бросаю я, на мгновенье забыв, что имею дело с говорящей по указке хозяина марионеткой.

— Эмили хотела, чтобы ты прочитал письмо в последнюю очередь, — невозмутимо объясняет Дуглас, протягивая плотный конверт, скрепленный восковой печатью с оттиском герба Голденштернов. — И желательно без свидетелей, — добавляет Аарон.

Проигнорировав последнее пожелание, срываю печать, и достав одну единственную страницу, впиваюсь взглядом в ровные аккуратные строчки.

Я не знаю почерк Ми, мы никогда не писали друг другу писем, но чудовищное, выворачивающее душу содержимое не оставляет сомнений — автор послания Эмили.

«Здравствуй, Дэмиан.

Я долго думала с чего начать, как подобрать правильные слова, чтобы объяснить, почему моя первая любовь, искренняя, чистая и светлая превратилась в жгучую ненависть.

Поверь, это случилось не сразу.

Какое-то время я верила, что все еще можно исправить, но жизнь не оставила нам шансов. Точнее ты, Дэмиан. Сначала своим бездействием, а потом скоропалительным браком с Келли.

Как ты мог не почувствовать, что я жива?

Почему так легко поверил, что я способна тебе изменить?

Почему так быстро смирился с моей смертью и не пытался докопаться до истины?

Почему переступил и пошел дальше? После всех наших клятв, которые предал спустя считанные месяцы?

Я ждала тебя, Дэмиан, очень долго ждала. Вопреки известию о свадьбе с Келли и приказу выйти замуж за Артура. Я отчаянно сопротивлялась, пыталась бежать, свести счеты с жизнью и прошла долгий путь, прежде чем надежда окончательно угасла.

Я обезумела от боли и почти не помню тот страшный период, но он принес мне неожиданное утешение. Единственный луч света в огненной бездне. Думаю, ты понял, кого я имею в виду.

Мы еще вернемся к этой теме, а сейчас я хочу начать сначала.

Меня убедили, что инсценировка смерти — единственный способ защитить нас обоих. Твой отец и мои родители заверили, что это вынужденная мера, чтобы выиграть время и устранить Каана без риска для наших жизней. Они в один голос утверждали, что после меня вернут домой, и мы с тобой будем вместе, как муж и жена.

Теперь я понимаю, что все их слова были ложью, но тогда позволила себя одурачить. Я поверила, Дэмиан. Мне было всего восемнадцать. Влюблённая наивная дурочка, такая же, как моя дочь сейчас. Алатея могла быть твоей…, и она стала, но твой лимит на личное счастье, исчерпан.

Пришло время платить по счетам.

К тому моменту, как ты дочитаешь эти строки, Лея вернется домой. Ко мне и своей крестной матери, которая воспитывала ее вдали от меня как родную дочь.

Что будет дальше?

Артур убьет нас обеих.

Таков его грандиозный план. Смирись, что он оказался лучшим стратегом, чем ты, но выбор еще есть. Принять неизбежное, как двадцать лет назад или попытаться спасти одну из нас в обмен на свою жизнь.

У тебя всего час на принятие решения. Не трать время, чтобы убедиться, что твоей жены нет там, где ты ее оставил. Артур угостил Дугласа особым лекарством, и Аарон охотно выполнил все его поручения. Охрана в особняке снята, система безопасности отключена, а Лея беспрепятственно доставлена на виллу Моранов.

К тому моменту, когда мы с тобой увидимся, меня уже не будет внутри моего тела. Артур не упустит возможности угостить особым лекарством и меня. И несмотря на все, что я написала выше…, мне невыносимо больно от мысли, что я не смогу в последний раз увидеть тебя. Не смогу попрощаться с тобой и в этот раз.

Отсчет пошел, Дэмиан, но есть одно условие. Никакого прикрытия и вооруженного до зубов спецназа. Ты должен прийти один или предложение Артура утратит актуальность, а я и моя дочь — наши жизни.

Надеюсь, у тебя хватит смелости сделать правильный выбор.

Умоляю, пусть это будет Алатея.

Однажды ты пережил мою смерть. Сможешь снова.

Прощай, Дэмиан.

Эмили Моран-Голденштерн.»

Глава 22

Алатея

Режущая боль простреливает всю голову, зарождаясь в районе затылка. Такое ощущение, словно мне все нервные окончания у основания головы достали, обуглили и завернули обратно, пока я находилась в отключке. Состояние не из легких — похоже на отходняк после наркоза или очень бурной ночи с употреблением алкоголя.

Но ничего из этого не было. Я отчетливо помню пистолет, направленный мне прямо в голову и ужасающий взгляд, который омерзителен мне сильнее этой проклятой пушки.

Абсолютное удушье — все, что я чувствую, вспоминая этого мужчину. Его присутствие всегда обвивается тугой петлей вокруг моей шеи. Скользким, тяжелым и хищным змеем, способным остановить мой пульс в два счета.

Или пульс моей матери.

А также пульс моей крестной матери.

Пульс моего мужа.

Моего ребенка…

Мой.

Я знаю, на что способен этот человек — Артур Голденштерн. Дилан рассказал об Эмили очень многое, чтобы пазл в голове окончательно сложился. Как и о старшем брате Леона и Драгона — Артура, отщепенце великой династии. Но может ли называться человеком тот, в ком умерла вся человечность? Видеть его с заряженным кольтом, все равно что с опаской глазеть на обезьяну с гранатой и ждать подрыва.

Взрыва не случилось. Он не пристрелил меня, поскольку наверняка захотел сначала искалечить до такой степени, чтобы я сама начала умолять его о смерти.

Психи обожают играть со своими жертвами, прежде чем их безжалостно утилизировать.

Но у меня нет этого права — умереть. Не сейчас, когда во мне зарождается жизнь. Пусть не ради себя, а ради ребенка… пусть еще совсем крошечного, я выгрызу нам жизнь и билет на свободу, даже если мне придется вгрызаться в этот проклятый ледяной пол зубами.