и нет. Находиться только в пространстве андеграунда мне не интересно, честно говоря, это угнетает. Мириться с такой ситуацией постоянно не хочется. В моем возрасте, в тридцать пять лет, уже нужно спасать жизнь и переключаться на какие-то другие дела.

– Что для вас признание: литературные премии, преданные читатели, самоощущение либо что-то другое?

– Признание – это исключительно литературные премии, победы в средних и короткие списки в крупных. Мало кто скажет об этом открыто, но это так. Да, читатель действительно главное, и работать нужно для него. Я дорожу той небольшой аудиторией, которая покупает мои книги, читает меня в журналах и интернете. Но литературная премия как раз и есть единственный способ в сегодняшних реалиях пробиться к читателю, как сама по себе, так и опосредованно, потому что пробуждает интерес издательств.

Я не из тех, кто навязывает себя, издает книги за свой счет, сам же оплачивает о них публикации и покупает в книжных магазинах время для презентаций. Это выглядит игрой в писателя, неким таким альтернативным писательством, всем участникам которого все понятно, включая читательскую аудиторию, состоящую в основном из друзей и знакомых. Но автору нормально, он думает: все зашибись, все по плану. Кто-то, как бы ни смешно это звучало в XXI веке в России, представляет себе литературу как карьерную лестницу.

– Каким бы вы хотели видеть начавшийся 2020 год? Есть ли у вас литературные планы на ближайшее будущее?

– Хотел бы, чтобы в этом году не случилось каких-то больших потрясений. Хотел бы, чтобы он не стал последним. Хотел бы, чего скрывать, какого-то личного успеха.

Литературных планов у меня нет. На данный момент я написал все, что считал необходимым. И не очень хотел бы, чтобы они появлялись. Но, как правило, они появляются.

Беседовала Ольга Сажнева

Опубликовано в журнале «Янг Спейс» (2020)

Правила смерти Георгия Панкратова

В рубрике «Правила смерти» мы расспрашиваем об этой теме замечательных людей нашего времени. Сегодня о своих правилах смерти расскажет автор книги «Российское время» (Чтиво) Георгий Панкратов.

Три желаемых способа смерти

Безусловно, никакой способ смерти не может быть желаемым. Можно говорить только о неизбежности. Во всех случаях хочется, чтобы это произошло в старости и стало логичным завершением жизни, а не трагической случайностью, оборвавшей планы и замыслы. Иными словами, чтобы смерть была точкой, а не многоточием или вопросительным знаком.

1. Есть место, идеально подходящее для этого – Карантинная бухта в Севастополе, где можно присесть на камнях, слышать шум моря, видеть закат солнца за Владимирским собором и Херсонесом на противоположном берегу. Можно умереть и в самом Херсонесе, в принципе, тоже неплохо.

2. Второй вариант – классический уход из жизни, лежа в кровати и медленно ослабевая. Между вариантами «на постели, при нотариусе и враче» и «в какой-нибудь дикой щели, утонувшей в густом плюще» я однозначно выбрал бы первый. Только нотариус не нужен, нужен близкий человек, с которым можно попрощаться, ощущая непреодолимую усталость и потребность во сне, после чего наконец закрыть глаза.

3. Лимонов писал в одной из своих книг о человеке, который тихо умер на сиденье в трамвае, глядя в окно, после чего так и катался до вечера. Все думали, что пассажир спит, пока трамвай не ушел в депо, где наконец заметили, что он мертв. Автор отнесся к персонажу со свойственным ему презрением, приведя этот случай как пример нелепой и бестолковой смерти. Но я думаю, что она не так уж плоха и намного лучше смерти от пули.

И есть один «бонусный» способ, но он все-таки сильно зависит от того, как, собственно, ощущается смерть. Если это растворение сразу во всех пространствах и продолжение человеческой сущности во все пределы, возможно, не так уж и плохо умереть на бегу – ваше тело падает, бездыханное, а вы растворяетесь, как в фильмах про выход в гиперпространство, и несетесь в неведомую даль. Это красиво, но маловероятно.

Три нежелательных способа

1. В первую очередь не хотел бы умереть в гробу, то есть оказаться заживо похороненным из-за летаргического сна или других обстоятельств.

2. Умереть в результате пыток на войне, смертной казни, в концлагере, став случайной жертвой перестрелки, в результате трагической встречи с маньяками. Иными словами, умереть в результате бессмысленной человеческой жестокости. Да и животной, в принципе, тоже – например, если загрызут львы или собаки. Принять смерть в качестве чьей-то пищи? Для человека как царя природы это слишком.

3. Не хотел бы умереть во сне, потому что, как сейчас говорят некоторые ученые, такая смерть только представляется легкой, а на самом деле человек умирает мучительно, не имея возможности проснуться.

В качестве «бонуса» вспоминается нелепое пожелание многих мужчин умереть во время секса, якобы в самую прекрасную минуту жизни, на пике удовольствия. Но все же достаточно представить, как будет выглядеть эта картина со стороны, в особенности для партнера, чтобы никогда не желать этого. И еще – отдельным пунктом – я не хотел бы умереть 31 декабря, не дождавшись Нового года.

А вообще, о каком варианте смерти ни задумайся, он гарантированно попадает в этот список. Под колесами поезда, при падении с высоты, от смертельной болезни. Всего этого хотелось бы избежать. Но не слишком ли много пожеланий?

Куда после смерти попадет душа?

Мне сложно говорить о душе. Душа – это все-таки понятие поэтическое, романтическое. Я вряд ли мыслю себя после смерти в категории души. Скорее мне близко понятие инерции. Мне представляется, что смерть – это не мгновение, а процесс: человек умирает не единовременно, «чик, и ты уже на небесах», а медленно трансформируется в какое-то иное состояние, как окисляется, например, разбитый экран. И, возможно, какое-то время он еще что-то понимает и чувствует. Мне кажется, только что умершему важно говорить, как его любят. И по этой же причине стоит избегать крематория, чтобы не нарушать естественный процесс перехода в иное состояние, задуманный природой.

Куда бы вы хотели, чтобы она попала?

Опять-таки, я не могу говорить о душе, а скорее об идеальном состоянии, которое возможно после смерти. Хочется, чтобы это было состояние ясности. Чтобы после смерти стало понятно, как все устроено, зачем это было и почему. Что есть жизнь с точки зрения истины и что есть смерть. Мы не можем предположить, что нас ждет после смерти, потому что не можем найти у живого и мертвого общих свойств. Нет ничего, что бы их объединяло, нет ничего, что было бы свойственно и живому, и