А затем это неудачное поступление в институт ивстреча с мнимым доброжелателем. Убийство. Знакомство с Димкой и любовь, окоторой я много слышала, но и представить не могла, что это когда-нибудь можетслучиться со мной. Полюбив, я узнала, как можно потерять гордость, да и нетолько гордость, но и чувство собственного достоинства. Чуть позже я поняла,что такое предательство, подлость и как любимый человек может стать чужим идалеким. Я рассказала, как убирала квартиры, мыла машины и искренне надеяласьна то, что настанет тот день, когда Димка выучится и возьмет часть материальныхзабот на себя. Тогда я еще верила, что ЛЮБОВЬ В ЭТОЙ ЖИЗНИ МОЖЕТ ВСЕ. Я верила,что она не боится быта, социального статуса, людских пересудов. Тогда я еще ипредставить не могла, как же сильно я ошибалась, потому что зачастую любовьбывает очень трусливой, хитрой и изворотливой. Господи, а ведь я представлялаее совсем другой! Я отдавала себя ей без остатка, и, если бы потребовалосьпожертвовать моим телом или моим духом, я бы не раздумывала ни минуты. А что яполучила взамен? Душевные страдания, предательство любимого человека и…беременность. И я нашла лекарство от любви. Я поняла, что есть выход — этосамоубийство, что если я покончу с собой, то больше не будет слез, проблем ижуткого одиночества. А затем — больница и Дашкина смерть.

Мужчина слушал меня очень внимательно, ни разуне перебил, и если я не ошибаюсь, то он был потрясен моим рассказом.

— Я хочу уйти в монастырь, — тихо произнесла яи посмотрела на мужчину печальным взглядом.

— А почему именно в монастырь?

— Мне кажется, что после того, что со мнойпроизошло, я должна прийти к Богу. Я сейчас выговорилась, и у меня на душестало легче. Я не могу вернуться домой.

— А что ты хочешь?

— Лев Борисович, все, о чем я вас прошу, —похлопочите, чтобы меня приютил какой-нибудь монастырь. Там я буду вбезопасности и будет в безопасности мой будущий ребенок.

— Ты уверена, что хочешь в монастырь?

Да, — не раздумывая ответила я. — Правда, ябоюсь, что меня туда не возьмут. Я же беременная грешница. Лев Борисович, вытакой влиятельный человек! Вас послушают. Вам не откажут. Отвезите меня вкакой-нибудь монастырь, где бы меня приняли и дали мне кров. Я не белоручка. Яготова вставать в пять утра и работать до глубокой ночи. Я буду работать досамых родов. Если вы меня спасете и сделаете то, о чем я вас прошу, я будумолиться за вас и днем и ночью. Буду просить у Бога для вас здоровья иблагополучия.

— Ты и в самом деле хочешь отречься от всегомирского?

— Хочу. Я понимаю, что таким, как я, не местов монастыре. На мне лежит грех убийства, но я прошу всего лишь крова. Я будумного работать, молиться, и быть может, случится такое, что со временем этотгрех будет мне прощен. Я исповедуюсь. Я обязательно исповедуюсь.

Лев Борисович заказал себе виски и растеряннопожал плечами:

— Знаешь, я не совсем готов к такому повороту.Я думал, ты будешь просить у меня денег, защиты, покровительства, а ты просишьустроить тебя в монастырь.

— Я никогда не прошу денег, — замотала яголовой. — Я всегда зарабатываю их сама. Я не хочу мирской жизни. Мне в нейнекомфортно. Я знаю, что только жизнь в монастыре излечит мою душу. Во мне ещетлеет любовь. Она угасает, скоро от нее останется лишь пепел. Остаются толькоболь, разочарование, грусть и печаль. В моей душе становится пусто. Там всевыжжено, и это нисколько меня не огорчает, а скорее даже радует, потому что вней уже никогда не будет места новой любви. Если совсем недавно я готова былапойти за своим любимым на край света, то теперь во мне не осталось желаниясделать по направлению к нему один-единственный шаг.

Немного помолчав, я выпила глоток морковногосока и с болью в голосе произнесла:

— Лев Борисович, я уверена, что у вас естьвзрослые дети. Конечно, они бы никогда не попали в подобную ситуацию, ведь онине так дурно воспитаны, как я, но все же вы не могли бы мне помочь, как своемуребенку. Я же так мало у вас прошу!

— У меня была дочь твоего возраста. Год назадона умерла, — глухо сказал мужчина и принялся пить виски.

— Простите.

Он словно не услышал моего извинения ипродолжал:

— Она умерла от передозировки наркотиков.Воспитание ребенка не всегда зависит от его социального уровня. У моей дочеривсегда все было самое лучшее: самая дорогая одежда, машина с личным водителем,самые престижные школы… Она никогда ни в чем не знала отказа. Сначала онаучилась в Англии, но затем она стала проситься сюда и продолжила обучениездесь. Я не знаю, на каком этапе я за ней недоглядел, упустил ее, не услышалсвоего собственного ребенка. Быть может, это случилось оттого, что онавоспитывалась без матери? А однажды ее не стало. Для меня это было настоящимшоком. Я и понятия не имел, что моя дочь — наркоманка со стажем. А позжевыяснилось, что об этом знают все. Все, кроме родного отца. Вот так я потерялсвою дочь. Я долго размышлял, почему она пристрастилась к наркотикам? Чего ейне хватало? И тогда в мою голову закралась мысль, что, может быть, этопроизошло потому, что ей всего хватало? Многие мои знакомые имеют большойдостаток, но при этом они стараются не слишком баловать своих детей и создают искусственныйдефицит. Глядя на них, я теперь понимаю, что они поступают правильно.

— Я вам очень сочувствую.

Лев Борисович отодвинул пустую тарелку и,посмотрев на свои часы, устало спросил:

— Еще что-нибудь будешь есть?

— Нет. Я сыта, — замотала я головой.

— Ну что, поехали?

— В монастырь? — на моем лице появиласьтревога.

— Да в какой монастырь? Неужели похоже, что ядружу со всеми попами и монахинями в этом городе?

— Значит, вы отказываетесь мне помочь?

— Поживешь пока у меня, а там видно будет. Всеравно комната дочери пустует. Дом большой. Чем тебе не монастырь? Хочешьработать — помогай прислуге. Только в пять утра не вставай, в доме все ещеспят. Хочешь молиться — молись. У меня есть комната с иконами. А насчет того,чтобы исповедоваться… Мне кажется, что сегодня ты мне уже исповедовалась.Правда, я не могу отпустить тебе твои грехи, но думаю, что со временем жизньвсе расставит на свои места. Ты согласна или тебе монастырь подавай?

— Я уже настроилась на монастырь.

Лев Борисович постучал пальцем по циферблатунаручных часов.

— Посмотри на часы: уже вечер. Ну какой тебесейчас монастырь? Поехали.

— А это удобно?