Лора недоверчиво усмехнулась:

— Как всегда — выдумки и мифы?

— Вот те истинный крест! В непроходимом густом лесу. Можно сказать, в тайге. В Испании…

На светофоре зажегся зеленый свет, я взялся за ручку двери, а таксист встревоженно заорал:

— Але, але, на перекрестке нельзя! Сейчас на том углу…

Машина уже ехала, когда я открыл дверь и на ходу мягко выскочил на асфальт, перепрыгнул через барьерчик тротуарного ограждения, еще два прыжка — и я нырнул в жерло подземного пешеходного перехода. Внизу он разветвляется на добрый десяток маршрутов. Такси, подгоняемое сзади напором мощного потока машин, унеслось на Тверскую, в сторону «Известий».

Даже если я не ошибся и они меня пасут — пусть теперь поищут. Для сыскных я сейчас исчез бесследно: вычислить или проследить, из какого выхода я появлюсь на поверхности, невозможно.

В столовой за моим кабинетом я заканчивал ленч, официант уже подал мне чашку кофе. Стоявший у стола помощник Кузнецов перепроверил на всякий случай:

— Вы поедете провожать Людмилу Андреевну и Ваню?

— Нет. Нет необходимости… А главное — я думаю, что Ванька этого не хочет. Ему надоело жить под моим зонтом, — сказал я и, видимо, киксанул голосом, Кузнецов заметил слабину.

— Александр Игнатьич, не берите в голову — у него сейчас возраст такой! Мне мой идиотик сказал, что лучше бы я стал рок-музыкантом…

Я устало засмеялся:

— А что? Неплохая мысль! Представляешь, Паша, ты — не замученный мной и громадными делами чиновник, а весь отвязный и томный, в макияже и женском платье, поешь по телевизору вместе с Борисом Моисеевым… Наверное, и Ванька бы мной гордился, если бы я играл центром в «Спартаке». — Я взглянул на свой хронометр и попросил помощника: — Включи звук.

Кузнецов нажал кнопку на пульте, и диктор на экране телевизора бодрым голосом сообщил населению о текущих неприятностях:

— …длящееся третий день быстрое падение цен на Московском фондовом рынке не является симптомом общей тяжелой болезни всей кредитно-финансовой системы, считают российские и зарубежные эксперты. По их мнению, золотовалютные резервы Центробанка позволят в ближайшие два-три дня стабилизировать обстановку на рынке ценных бумаг. Массированные интервенции на рынок не дадут…

— Интервенции! — усмехнулся я. — Тоже мне, Антанта сыскалась…

Кузнецов убрал звук, осторожно спросил:

— Когда вы встречаетесь с вице-премьером? С космическим проектом?

— Завтра. Сегодня — рано, послезавтра будет поздно. На верблюда надо влезать, пока он лежит…

— Все бумаги готовы.

— Хорошо, — кивнул я. — Значит, сегодня Ванька улетает в Швейцарию…

Я отпил остывший кофе из чашки, задумчиво постучал пальцами по столу. Кузнецов удивленно посмотрел на меня — он знает, как я не люблю переговаривать говоренное.

— Да, они вылетают вашим бортом, «стотридцатьчетверка», в восемнадцать тридцать. В Цюрихе их будет встречать Калошин, он и доставит на место. Два человека постоянного сопровождения…

— Присядь, Паша, посоветоваться надо, — остановил я Кузнецова и показал ему место за столом. — У меня проблема. Нет времени дожидаться, пока Ванька вырастет и поймет все про меня, про рокеров и футболистов, про то, что купить команду «Спартак» — игра азартнее и круче, чем гонять мяч… Я хочу уплотнить время…

— Слушаю.

— Ты знаешь, кто такие «хед-хантеры»?

— Охотники за головами? — перевел и удивился Кузнецов. — Полицейские? Киллеры?

— За головами! Но не за скальпами, а за мозгами, — рассмеялся я. — Это редкая, очень ценная, высокооплачиваемая работа. Хед-хантер ищет гениев… У нас таких специалистов нет, потому что в России во все времена пропадало столько талантов, что гений всегда стоил дешевле грязи… Гения не то что продать, его за бесплатно некому было впарить. Вот и хед-хантеров у нас не возникло — убыточный бизнес… Ты понимаешь, к чему я клоню?..

— Вы хотите создать благотворительный институт «Мозг-инвест»? — осторожно спросил Кузнецов шефа.

— Ни за что! Я ненавижу благотворительность — самую лживую популистскую форму саморекламы!

— Коммерческий фонд?

— Я хочу, чтобы ты стал первым настоящим хед-хантером в России. Когда-нибудь эта неблагодарная и беспамятная страна поклонится нам в ножки за это… Ты должен отыскать и собрать все яркое, талантливое, самобытное, что есть на нашей земле.

— Думаю, еще не все разбежались по миру.

— Слава Богу! Не алмазы, не алюминий, не нефть — никто не перехватит! Нет интереса! И на наше счастье, быстровспухший русский капитал живет пока одной заповедью: если ты такой умный, то почему бедный? Им еще не приходит в голову, что самая бесценная энергия в мире — невоплощенная идея гения. И ты должен собрать мне этих никому неведомых нищих мудрецов.

— Уточните параметры задачи.

— Только общие контуры, детали ты проработаешь и срочно подготовишь доклад. Объект поиска — молодые люди от двенадцати до тридцати лет. Пространство — Россия, все новые самодельные республики и Восточная Европа. Сфера интересов — прикладные науки, передовые технологии, нетрадиционные технические проблемы, менеджмент. Реальный мир, который кормит человечество…

— Какие вы намерены мобилизовать средства?

— Бюджет — без нашего обычного воровства, но вполне свободный, без нищеты и крохоборства. И главное — юридическая база! Их мозги должны принадлежать нам…

— Как вы это себе представляете?

— Договора должны быть составлены так, чтобы мы всегда оставались их хозяевами или партнерами. Семь из десяти наших выкормышей принесут убытки, на двух — останемся в нулях. Один реализованный гений даст миллиард. Если эта затея выгорит, через двадцать лет наши сыновья не будут горевать, что мы с тобой не стали футболистами или плясунами…

— Кто-нибудь знает об этом плане? — спросил Кузнецов.

— Ты. И я. Больше никому и знать ничего не надо. Пока, во всяком случае. Кроме экспертов и специалистов, которые тебе понадобятся. И тем информацию сплавляй не полностью, а только в той части, что их касается.

— Я найду надежных людей, — пообещал Кузнецов.

— Постарайся, — попросил я. — Обеспечь, пожалуйста, полную конфиденциальность. После того как я утвержу твои предложения, я открою на проект отдельное финансирование, из сторонних источников. Это миллионы, очень много миллионов. Всеми деньгами распоряжаешься единолично, отчитываешься только передо мной.

Кузнецов смотрел на меня с грустью:

— Спасибо, Александр Игнатьич… За доверие…

— А чего такой скучный?

— Нет, все нормально, — тяжело вздохнул Кузнецов. Отвернувшись, спросил: — Вы меня вывели из своего круга?