Большая часть случившегося далее известна весьма и весьма широко. Как можно тщательнее (не поленившись даже снова поднять наверх кучу песка и завалить им лестницу) укрыв находку, мы вернулись в Куррат. Невероятным, просто-таки героическим усилием воли ни я, ни Том, ни Эндрю ни словом не обмолвились о том, что обнаружили в Лабиринте. Наше молчание дало Сухайлу время, чтобы как следует обезопасить находку. Для этого ему даже пришлось ехать в Сармизи, ко двору калифа. Сама я побывала там позже, но избежать встречи с правителем Ахии во время сей деликатной стадии исследований была только рада: думаю, читатели помнят, насколько я не люблю иметь дело с политиками.

Нельзя сказать, что Лабиринт совсем непригоден для жизни человека даже в летнее время; просто долговременное пребывание в тех местах требует колоссальных затрат ресурсов. Едва осознав ценность нашей находки, калиф с радостью согласился предоставить все необходимое, и до начала зимних дождей к Сердцу Стражей (как впоследствии было названо это подземелье), дабы обследовать его должным образом и начать вывоз сокровищ потайной комнаты, вернулась целая экспедиция.

Конечно же, возглавлял эту экспедицию Сухайл, а я поехала с ним, чтобы собрать любые останки древних драконьих детенышей, какие удастся найти (Том оставался в Куррате, присматривая за Домом Драконов и реорганизацией оной с военного на гражданский манер). Отправился с нами и Джейк, приехавший в Ахию незадолго до отправки экспедиции. О цели нашей я ему не рассказывала до тех пор, пока мы не оказались на достаточном удалении от цивилизации, и предосторожность сия вполне оправдалась: он так завыл и заплясал в седле от восторга, что свалился с верблюда и сломал левую руку. Впрочем, от этого его настроение ухудшилось лишь самую малость: его отчимом стал Сухайл, он прогуливал школу и ехал с нами взглянуть на легендарные сокровища, равных которым не найти во всем мире. Для полного счастья сыну не хватало лишь одного – моря.

О вывезенных из Сердца Стражей археологических ценностях вы можете прочесть во множестве научных трудов и научно-популярных книг. Что же касается моей работы, я обнаружила и менее, и более, чем ожидала. Менее – оттого, что в потайном подземелье не оказалось ни когтей, ни зубов, а лишь несколько крохотных чешуек. Однако именно этот факт и свидетельствовал о том, что погибшие детеныши к пустынным драконам почти наверняка не принадлежали.

После того как эти данные были опубликованы, научное сообщество пришло к выводу, будто я попросту проглядела сохранившиеся останки. Однако это – клевета не только в отношении моего профессионализма, но и в отношении профессионализма Сухайла. Он лично наблюдал за всеми работами и принял меры предосторожности, для того времени просто экстраординарные (хотя и вполне стандартные в наши дни). Ни одна вещь не могла быть сдвинута с места, пока ее изначальное положение не будет зафиксировано на фотографических снимках, после чего ее выносили из комнаты, фотографировали со всех сторон, и только после этого Сухайл позволял приняться за следующую.

Этим меры предосторожности не ограничивались. Мы просеяли весь песок с лестницы, убедились, что в нем нет ничего, кроме обычных камешков, и с тем же тщанием обследовали весь интерьер. Скрупулезному осмотру подверглась каждая песчинка и пылинка из потайной комнаты – только поэтому мне и удалось отыскать чешуйки. Окажись там зубы или что-то иное, мы непременно бы их нашли.

Покончив с изучением мельчайших крупиц камня и не найдя ничего интересного, я сняла оттиски со всех настенных надписей и приступила к детальной зарисовке барельефов и фресок. Завершить эту работу до зимних дождей не удалось, однако сделано было немало. Что же до текстов… Абдул-Алим ибн Нугман отредактировал Сухайлов перевод и перед тем, как мы покинули Куррат, передал ему исправленный вариант. Теперь Сухайл при всяком удобном случае садился за драконианскую часть текста, найденного на Камне с Великого Порога, отыскивая соответствия, которые позволяли разобраться в драконианской фонетике, после чего перешел к словарю, грамматике и так далее. Заполучив в руки множество новых надписей, мы не могли дождаться, когда же сумеем прочесть, о чем в них говорится.

До тех пор, пока текст не оказался готов к публикации, при посторонних мы этой темы не обсуждали. Шума вокруг Сердца Стражей и без того поднялось более чем достаточно: к месту раскопок толпами повалили журналисты со всей Антиопы. Некоторые подготовились к опасностям пустыни столь скверно, что Сухайлу пришлось обратиться к помощи гальбов, дабы те взяли на себя розыск и спасение неопытных путников от весьма вероятной гибели. Впрочем, расхаживать по лагерю в надежде увидеть подземный храм либо взять интервью у Сухайла, у меня, а то и у нас обоих, это им отнюдь не мешало.

Именно в этот недолгий период моя репутация в свете подверглась пересмотру просто-таки устрашающих масштабов. Какие-то несколько месяцев назад я пользовалась скандальной известностью женщины, с непристойной скоропалительностью вышедшей замуж за человека, считавшегося ее давним любовником. Благодаря нашему открытию мы вскоре превратились в романтическую сказку века – в двух эксцентричных гениев, обреченных быть вместе и поженившихся в столь бурном порыве страсти, что сентиментальной публике оставалось лишь завистливо ахать: «Вот это любовь!». Я далека от мысли спорить с определением «эксцентричные», питаю разумное уважение к собственному интеллекту и интеллекту мужа, однако об образе, созданном нам сплетниками и журналистами со всего света, вспомнить без смеха не в силах.

К счастью, пик этой шумихи я пережила в пустыне, вдали от сплетен, распространившихся по Куррату и вышедших далеко за его пределы. По возвращении в Ширландию Натали презентовала мне целую подшивку вырезок из фальчестерских газет; признаться, читая их, я то смущенно краснела, то не могла сдержать хохота. Но в общем и целом сей внезапный переход от скандальной известности к истинной славе немало способствовал взлету моей научной карьеры, так что жаловаться тут грех.

Вспоминая те времена, не могу без улыбки думать и кое о чем еще. Находка в Лабиринте Змеев привлекла к себе всеобщее внимание – и вполне справедливо, поскольку Сердце Стражей не сравнить ни с одним из археологических открытий, сделанных после (хотя Дзинкай, огромный город, погребенный под вулканическим пеплом, немногим ему уступает), а посему мои эксперименты с медоежками не интересовали практически никого, кроме нас с Томом.

Переломный момент в них настал после того, как зимние дожди наконец-то выгнали нас из пустыни. Все это время лейтенант Мартон добросовестно выполнял мои инструкции касательно условий инкубации яиц и, стоило нам вернуться в Дар аль-Таннанин, немедля явился ко мне с донесением.

Едва увидев его, я поняла: что-то неладно. Лейтенант заламывал руки так, что рисковал вывихнуть палец.

– Что произошло, лейтенант?

– Результаты, – заговорил он. – То есть один из результатов. То есть медоежка. Одна из медоежек. Она… ненормальная. Не такая, как остальные.

– Что, заболела? Которая? – спросила я, потянувшись за папками, в коих хранились все мои рабочие записи о медоежках.

Однако названного лейтенантом порядкового номера в моих папках не нашлось: он принадлежал одному из детенышей, родившихся в мое отсутствие. Отложив реестр в сторону, я сказала: