– Что это? – спросила Ди Ди.

Он протянул ей записку.

– Мать Адиона незаметно подсунула перед тем, как выйти из комнаты, где я лежал.

Ди Ди прочла.

– Что она хочет этим сказать: «Вы понятия не имеете, что происходит на самом деле»? – спросил Эш.

– Не знаю, – ответила Ди Ди. – Но я рада, что ты мне доверяешь.

– Тебе больше, чем ей.

– Наверное, потому, что я стащила для тебя нож.

– Он очень пригодился, – сказал Эш. – Ты знала, что я его убью?

– Его настигло массированное возмездие. Массивное устрашение.

– Ты беспокоилась о том, как к этому отнесутся твои начальники?

– Истина всегда торжествует.

– И убийство того охранника тоже истина?

Она отвернулась к окошку.

– Он умирает. Ты это понял, да?

– Ты о ком говоришь, об Истинном?

Ди Ди улыбнулась.

– Он – это сама Истина, а Истина умереть не может. Но – да, нынешнее ее воплощение умирает.

– Его смерть имеет какое-то отношение к тому, что мне дали эту работу?

– А тебе не все равно?

Эш немного подумал.

– Да нет, не совсем.

Она откинулась на спинку сиденья, подтянула колени к груди и обхватила их руками.

– Так что скажешь про записку матери Адионы? – спросил он.

Ди Ди принялась играть длинной прядью волос, которую не заметила, когда кромсала волосы.

– Не знаю.

– Не собираешься рассказать Истинному? – спросил он. – Я имею в виду…

– Да, я поняла.

– Ну и как? Расскажешь?

Ди Ди немного подумала.

– Нет, не сейчас, – ответила она. – Сначала надо сделать работу.

Саймон вернулся в реанимационное отделение и удивился: там его поджидал детектив Айзек Фагбенл. На секунду-другую у него мелькнула надежда: может, он отыскал Пейдж? Но выражение лица Фагбенла не сулило ничего хорошего.

Надежда испарилась еще быстрей, чем появилась, сменившись чувством совершенно противоположным.

Отчаянием? Или тревогой?

– Про Пейдж ничего нового, – сказал Фагбенл.

– Тогда в чем дело?

Саймон посмотрел через плечо детектива, туда, где возле больничной койки матери сидел Сэм. Там тоже ничего нового.

Он снова взглянул на Фагбенла.

– Я насчет Лютера Ритца.

Это тот, кто стрелял в его жену.

– И что с ним?

– Его отпустили.

– Что?!

– Под залог. Его внес Рокко.

– Дело Лютера не передали в суд?

– Презумпция невиновности. Восьмая поправка[38]. Мы, знаете ли, все еще ее соблюдаем у нас в Америке.

– Так он на свободе? – выдохнул Саймон. – И вы думаете, Ингрид грозит опасность?

– В общем-то, нет. В этой больнице довольно надежная охрана.

Мимо них протиснулась медсестра, раздраженно окинув их взглядом, потому что они некоторым образом перекрывали вход. Пришлось отойти в сторону.

– Суть в том, – сказал Фагбенл, – что дело против Лютера оказалось не столь простым, как виделось на первый взгляд.

– Это как?

– Он утверждает, что вы стреляли в него первым.

– Я?

– Вы, ваша жена, в общем, кто-то из вас.

– Вы проводили анализ оставшихся на нем пороховых следов?

– Да. Он утверждает две вещи. Первая: он просто тренировался и попал в вашу жену случайно. Вторая: если вы с этим не согласны, тогда он стрелял в ответ, потому что вы стреляли в него первыми.

Саймон презрительно усмехнулся:

– Кто же в это поверит?

– Вы будете удивлены. Послушайте, я не знаю всех подробностей, но Лютер Ритц заявляет, что это была самооборона. А это может привести к очень неудобным вопросам.

– Например?

– Например – прежде всего: почему вы с Ингрид там оказались?

– Мы искали свою дочь.

– Хорошо. Значит, вы были взволнованы, встревожены, так? Отправились в наркопритон, куда часто ходила ваша дочь. Там никто не хотел говорить вам, где она. И возможно, вы еще больше стали волноваться и тревожиться. Может быть, даже впали в отчаяние, в такое отчаяние, что кто-то из вас, вы или ваша жена, выхватил пистолет…

– Вы это серьезно?

– …и выстрелил в него. Я имею в виду, в Лютера. А тот выстрелил в ответ.

Саймон скривил лицо.

– Сейчас Лютер у себя дома, залечивает серьезную рану…

– А моя жена, – Саймон почувствовал, что краснеет, – лежит сейчас в коме в десяти ярдах от нас.

– Я знаю. Но вы же понимаете, кто-то ведь в Лютера стрелял.

Фагбенл придвинулся к нему поближе. И теперь до Саймона дошло. Он понял, что происходит.

– И поскольку мы не знаем, кто в него стрелял, заявление Лютера, что он действовал в пределах самообороны, повлечет за собой естественные сомнения. Свидетели, если таковые найдутся, вашу версию происшедшего поддерживать не станут. Они будут поддерживать версию Лютера. – Фагбенл улыбнулся. – У вас ведь не было в этом наркопритоне друзей, Саймон?

– Нет, – сказал Саймон. – Конечно не было.

У лжи быстрые ноги. В Лютера стрелял Корнелиус и тем самым спас их, но Саймон ни за что его не выдаст.

– Вот и я об этом. Так что других подозреваемых нет. Следовательно, адвокат Лютера будет стоять на том, что в Лютера Ритца стреляли вы. А потом, когда все остальные разбежались кто куда, у вас было время. Вы спрятали пистолет. Если были в перчатках, выбросили. Да что угодно.

– Послушайте, детектив…

– Что?

– Вы пришли меня арестовать?

– Нет.

– Значит, все это может подождать?

– Думаю, да. Я не верю в то, что наплел Лютер. Это так, для ясности. Но мне все-таки кое-что здесь кажется странным.

– Что именно?

– Вы помните, как мы вошли в его больничную палату для опознания?

– Да.