знал великолепно и выбирал самые интересные маршруты. Одно место маме особенно запомнилось: на возвышенности старинная церковь, в которой, по рассказам Ромадина, крестили Суворова[17], от нее длинный пологий спуск и огромное озеро справа, а слева две живописные деревеньки. Много позже мама хотела съездить туда еще раз, но найти это место не смогла. Павел Корин учил маму рисунку, считая его основой. Он сам приезжал к ним домой в Сосновку. Писала мама в основном портреты охранников, а кого же еще? Работ было очень много – все стены столовой наверху были увешаны мамиными картинами. После обыска в 1953 году все они пропали, а заодно великолепно подобранная мамина библиотека исторической литературы и собрание восковых отпечатков, сделанных Ромадиным со своей коллекции гемм из полудрагоценных камней. Ничего не вернули, хотя оснований для конфискации маминых вещей не было. Разворовали.

Мама вспоминала, что когда родилась первая дочка – Ниночка, Нина Теймуразовна ушла с работы и полностью посвятила себя внучке. Л.П. работал допоздна – «сталинский режим», но если приезжал вечером пораньше, они часто и подолгу сидели с бабушкой у камина, и они беседовали по-мегрельски.

Конечно, как говорила мама, никаких двухсот любовниц быть у него не могло. Какие-то женщины, возможно, и были, но уж, конечно, не столько, сколько ему приписывают.

К маме он относился очень хорошо, был приветлив, внучек обожал, очень любил их фотографировать. Было очень много снимков и самого Л.П. с внучками, но все они были конфискованы. По утрам в воскресенье Л.П. и Нина Теймуразовна просили принести им Ниночку, клали между собой и могли часами любоваться.

Однажды за завтраком, мама хорошо запомнила это, во время какого-то разговора Л.П. вдруг задумался, помолчал, словно отвечая каким-то своим внутренним мыслям, и твердо, уверенно произнес:

– Да, мои внуки будут учиться в Оксфорде.

Папа практически целыми днями был занят работой над дипломным проектом. Около полугода он проработал в спецархивах, для этого ему пришлось заранее сдать некоторые экзамены в академии.

Руководителем проекта был профессор А.Г. Аренберг, научным консультантом – главный конструктор Центральной радиолаборатории НКВД и будущий начальник и главный конструктор Специального бюро № 1 Министерства вооружения СССР П.Н. Куксенко. В качестве прототипа была выбрана система наведения самолета-снаряда, так тогда называли крылатые ракеты, по радиолокационному лучу. В отличие от прототипа, дальность крылатой ракеты существенно увеличивалась до 150 километров, а на заключительном участке ракета переходила на управление от головки самонаведения. Диплом получил отличную оценку и рекомендацию к внедрению в производство. Позже, после убийства Л.П., папу, среди прочего, обвинили и в том, что его дипломный проект не самостоятельная работа – его писали совсем другие люди. Когда такие обвинения ему предъявляли на следствии, это было хоть как-то понятно, но отец никак не ожидал, что такой человек, как один из создателей противоракетной обороны Г.В. Кисунько, в своих мемуарах приведет слова, якобы сказанные генерал-майором инженерно-технической службы Н.С. Бесчастновым: «За этого “сынка” давно уже все решено и без нас, проект диплома ему писали сотни специалистов».

По Кисунько, эти слова, сказанные членом комиссии по рассмотрению дипломного проекта – на совещании у начальника академии, стоили генералу карьеры. Через пару месяцев он был уволен из армии без пенсии, а в самой академии прошли аресты. Вообще-то трудно даже представить себе, чтобы генерал-майор на совещании у начальника академии мог позволить себе такое высказывание – разве что в случае неожиданной и полной потери рассудка. И уничижительный тон, и «сотни специалистов» – все это как-то не вяжется ни с личностью генерала, ни с местом действия.

Все это очень напоминает рассказ дочери академика-психиатра В.М. Бехтерева, напечатанный, кажется, в «Огоньке» (история эта в разных изданиях звучала с небольшими вариациями): «Однажды академика вызвали к Сталину, который плохо себя чувствовал. Академик осмотрел его, дал какие-то рекомендации, а выйдя из кабинета, озвучил диагноз: сухорукий параноик». С какой же радостью это было воспринято в рядах нашей либеральной полуинтеллигенции: ну вот же! Сам Бехтерев подтвердил: страной правил сумасшедший! А ведь, казалось бы, совершенно очевидно, что только сумасшедший мог бы сказать такое, выходя от вождя, да еще так, чтобы быть услышанным. Позже выяснилось, что дочь академика настоятельно попросили произнести эти слова: мол, время такое, сейчас это просто необходимо, это поможет нам избавиться от страшной угрозы сталинизма, развенчать тирана…

Примерно так же отцу объяснял свои воспоминания и Кисунько: хотел издать книгу, ну, меня попросили, я и согласился… Вот так просто, и ничего личного. Но дело даже не в этом, рассказывал отец, что Кисунько писал о том, о чем не имел ни малейшего представления, – на защите он не присутствовал и среди членов госкомиссии не числился. Генерал-майор Бесчастнов был начальником одного из факультетов, а отец защищал диплом на другом! В госкомиссию входили только профессора и начальники кафедр факультета радиолокации, так что генерал туда также не входил. Отец учился у Бесчастнова на 3–4-м курсах, изучал радиопередающие устройства и запомнил его как симпатичного человека и грамотного специалиста. Арестован он был позже, в связи с «Ленинградским делом», инспирированным секретарем ЦК Георгием Маленковым.

А Кисунько отец пригласил на работу, когда возглавил Специальное бюро № 1, за что и получил первый выговор. Его вызвал в ЦК заведующий Отделом военной промышленности И.Д. Сербин. Пожурил по-отечески да и влепил выговор за нарушение рекомендаций Министерства госбезопасности по кадровой политике. После обращения к Маленкову Кисунько оставили, но и выговор не сняли. А когда отец назначил того начальником отдела, уже некоторые сотрудники СБ-1 выступили против, ссылаясь на отсутствие у него опыта. Однако отец решения не изменил, так как считал его человеком талантливым, обладающим широкими знаниями, а опыт – дело наживное.

Отец, понимая, что мемуары Григорий Васильевич писал под определенным давлением, обиды на него не держал. После ссылки отец встречался с ним, и Кисунько во многом ему помогал.

Но вернемся к диплому. Сама по себе рекомендация по внедрению ничего не значила, но однажды на очередном докладе у Сталина директор Всесоюзного научно-исследовательского института радиолокации академик А.И. Берг упомянул о теме отцовского диплома, которая, по его мнению, была весьма перспективна. Сталин заинтересовался, вызвал отца, расспросил его о возможности реализации этого проекта, еще раз выслушал Акселя Ивановича, после чего было принято решение о начале работ. 8 сентября 1947 года вышло секретное постановление Совета министров СССР № 3140–1026 о создании комплекса, предназначенного для поражения крупных морских целей, состоящего из радиоуправляемого самолета-снаряда и его носителя дальнего бомбардировщика Ту-4.

Берии и Маленкову было поручено организовать конструкторское бюро в ведомстве министра вооружения Д.Ф. Устинова. Первоначально собирались подчинить бюро Министерству авиационной промышленности, но Л.П. посчитал, что те, кто создает систему управления самолета-снаряда, должны управлять и всем проектом, а авиация –