Возможно, она решит, что с нее хватит, и устроит какую-нибудь херню с его монетой. На всякий случай нужно извлечь из него побольше пользы.

Джезебел снова хмыкнула и пнула окованным медью башмаком призрак какой-то женщины. Та полетела на пол, размахивая почти оторванной рукой.

– Быстрее, он сказал! – заревела Джезебел, а затем снова подошла к Темсе. – Меч, значит, ты оставил себе?

– Да. Подходящий клинок для тора. Кроме того, он необыкновенно острый.

Темса выглядел так, словно вот-вот выхватит меч из ножен и изящно им взмахнет, однако его рука осторожно отодвинулась от рукояти. Я заметил повязку на его большом пальце.

– Он пытался меня наточить. Я разрезал точильный камень пополам.

– Похоже, это душа-клинок.

– Чепуха, Ани. Они только в сказках бывают.

– У деда был похожий топор. Душа-топор, наверное… Эй, ты! Я же приказала тебе сторожить того призрака!

Я не сразу понял, что Джезебел обращается ко мне, но огромная женщина широким шагом двинулась ко мне, подняв палец, – и это была первая подсказка. Почему в Арке они вырастают такие здоровые?

– Я… – Мое тело дернулось, снова пытаясь как-то подать ей сигнал и выдать меня. Я напрягся еще сильнее. Это вселение оказалось более трудным, чем предыдущее.

Джезебел наклонилась, чтобы фыркнуть мне в лицо, и я заметил, что ее нос покрыт лопнувшими сосудами.

– Ну?

– Там Хекал. Он хотел поменяться.

Почему я выбрал имя красса?

– Поменяться? Хекал? Это что еще за хрен? Не помню такого.

Она с силой толкнула меня в грудь, и я задохнулся, борясь с чужой душой.

– Хекал… э-э… Хекал Пол-языка? Новенький. Не любит стоять у дверей, – забормотал я, на ходу выдумывая все новые небылицы.

– Неплохо, – тихо поздравил меня Острый.

Я увидел, что Темса заинтересовался происходящим и уже топает к нам, лязгая искусственной ногой. Напрягая все свое воображение, я попытался найти предлог, который позволит выбраться из тени Джезебел.

– Я… Прости, я сейчас же вернусь наверх.

Мое тело снова содрогнулось, но я превратил это движение в рывок в сторону двери. Морщась, я вышел в коридор, ожидая, что в любую секунду чья-то рука может грубо схватить меня за плечо. Но этого не произошло, и я направился обратно тем же путем, что и пришел. Вдогонку мне полетела лишь фраза Джезебел: «Проклятые олухи». Ее сопровождал затихающий вдали голос Острого.

– Ну, значит, я подожду тебя здесь?

Я выдохнул только тогда, когда оказался один – если не считать того, что рядом были загоны, набитые призраками. Тени смотрели на меня – сбитые с толку, равнодушные. В данный момент они пытались разобраться только с фактом собственной смерти, а все остальное их не интересовало.

Моя встреча с Джезебел едва не привела меня к провалу, однако ее разговор с Темсой оказался целым кладезем полезных сведений.

Во-первых, печально известный Культ помогает Темсе. Во-вторых, Темса вступил в борьбу с Палатой Кодекса – единственным известным мне столпом справедливости в этом проклятом городе. Смелый шаг для обычного душекрада – не говоря уже о том, что статус аристократа он получил благодаря убийству. И, наконец, еще я узнал, что он заручился поддержкой принцессы.

Я слышал только про одну принцессу – Сизин, это была будущая императрица. Интересно, знает ли она, что я здесь, в погребах Темсы? Я, несомненно, все еще нужен ей, если только она не обратилась за помощью к той сучке Эвалон Эверасс. Мысль о том, что я упустил возможность поработать на королевскую семью Арка, больно ранила меня – несмотря на то, что наградой за мой труд скорее всего стал бы удар ножом в спину. И если это дело досталось Эверасс, то по крайней мере у меня станет одним конкурентом меньше.

Я услышал шум на лестнице и, подняв взгляд, увидел, что в конце коридора стоит Даниб. На этот раз он был облачен в минимальное количество брони. Откашлявшись, я двинулся в его сторону, стараясь не смотреть на зияющую рану в его голове. Я даже рискнул кивнуть ему, проходя мимо. Его сияющие белые глаза сверкнули; он нахмурился, словно почувствовав, что со мной что-то не так. Возможно, я казался ему раздувшимся; две души, втиснутые в одно тело. Стражник, в котором находились мои пары, мечтал завопить, но я прикусил язык до крови и пошел дальше вверх по лестнице. Даниб смотрел мне вслед, пока я не исчез из виду.

Я решил, что нужно выждать и усыпить бдительность Темсы. А я тем временем буду взламывать замки и молиться о том, чтобы Хорикс не уничтожила мою монету до того, как я сбегу с этим проклятым мечом. Это был уже не первый раз, когда моя судьба оказывалась в зависимости от моих навыков, и я надеялся, что он не станет последним.

Сейчас передо мной встала более неотложная проблема: я понятия не имел, что станет делать живое тело, как только я его покину. С одной стороны, мне казалось, что этот человек должен окончательно сойти с ума. С другой стороны, я представлял себе, как он бежит прочь, крича во все горло о том, что я с ним сделал. Да, шансы на то, что Темса поверит ему и не примет за сумасшедшего, были малы, однако так рисковать не стоило.

Я, как замочный мастер, был в достаточной степени полезен. Я, как призрак, проворачивающий подобные цирковые трюки, стоил немыслимых денег.

Я почесал грязную голову, собираясь с мыслями. Клянусь, до моей смерти они не были такими мутными. Разум наемника, не обладавший выдающимися качествами, мне совсем не помогал – все его усилия были направлены на то, чтобы прогнать меня. И ему это удавалось – медленно, но верно. Я чувствовал, как меня выжимают, как меня придавливает к его коже. Время было на исходе.

Я нашел лестницу, которая вела наверх, и снова услышал рев, доносившийся из таверны. Вдруг мне пришла в голову идея – внезапная, словно удар молнии. Разумная мысль. А мне нужны были совсем другие – безумные.

С трудом передвигая ноги, – охранник словно прочел мои мысли и стал еще сильнее сопротивляться, – я побежал вверх по лестнице и остановился у тяжелой занавески, которая отделяла меня от зала таверны. Я заглянул за нее и увидел грязных докеров, пьющих густое пиво; загримированных артистов, на которых из одежды были только перья страуса. Я увидел местных подонков, которые решили промочить горло, и вышибал, которые сонно разглядывали бурлящую людскую массу. В углу кто-то выл заунывную песню.

Я приложил пальцы к своей кожаной куртке и потянул за продолговатые пуговицы. Руки сопротивлялись, выкручивались, и мне пришлось побороться с ними, чтобы в конце концов стряхнуть с себя куртку. За ней последовала рубашка, а за рубашкой – после еще одной схватки – штаны. Сапоги я оставил ему –