— Молодец, майор! — похвалил Шолля Рихард.

— Опытная щука всегда знает, где водятся упитанные караси. — Шолль засмеялся, смех у него был дробным, звонким, майор был доволен собою. — Из Берлина есть новости, — проговорил он, оборвав смех. Вид у Шолля сделался неожиданно печальным. — Не знаю, хорошие они для меня или плохие.

— Дай Бог, чтобы были хорошие, вы заслуживаете этого, — искренне произнес Рихард, — Отта ведь тоже два года назад ни с того ни с сего вызвали в Берлин, уехал он опечаленный, а вернулся с маршальским жезлом в ранце и погонами генерала на плечах.

— Ну, мне до генерала еще ехать да ехать. Для начала надо стать подполковником.

— Это у вас не за горами.

— Вашими бы речами, Рихард… — проговорил Шолль и, не закончив фразу, признательно прижал руку к груди. — А с другой стороны, я, честно говоря, ничего худого от поездки не ожидаю. И посол обо мне вроде бы хорошего мнения… Так, Хильда?

— Совершенно верно, милый майор, ни одного плохого слова в ваш адрес я не слышала.

— Для вас, Рихард, скоро будет много работы, — отхлебнув коньяка из бокала, многозначительно произнес Шолль.

— В каком смысле?

Майор оглянулся в одну сторону, в другую и, отодвинувшись от Хильды, проговорил тихим, почти неразличимым шепотом:

— Скоро начнется война с Россией.

В последние годы в мире все время что-нибудь горело. Халхин-Гол с Хасаном, Испания, Финляндия, события в Польше, в Дании, во Франции — это только крупные пожары на карте мира, есть еще и мелкие, но дыма от них не меньше, чем от пожаров крупных. Дальше Шолль заговорил о том, что заставило Зорге немедленно насторожиться: Гитлер провел специальное совещание и издал директиву под номером 21, в которой заявил, что вооруженные силы Германии должны быть готовы к тому, чтобы в стремительном броске подмять под себя Советы: как только закончится его битва с Англией, он тут же повернет острие атаки на Москву.

— А как же разговоры насчет того, что с Москвой будет заключен пакт о ненападении? Наш фюрер ведь обязательно его заключит.

— Пакты для того и заключаются, Рихард, чтобы потом их нарушать.

— Даже пакт с Японией?

— Япония — особая статья. Япония — наш союзник, а Советы — наш враг.

Посольская пирушка продолжалась, в зале громко играла музыка, Хильда влюбленными глазами смотрела на Рихарда, иногда в зрачках возникало выражение некой победной злости, словно бы она была готова съесть его, Зорге даже ежился невольно — ощущал, как хрустят под крепкими зубами его бедные кости…

В канун отлета Хильды в Гонконг Зорге передал ей письмо и небольшой, плотно перевязанный пакет.

Хильда ночевала у Рихарда и в тот момент потягивалась довольно, будто большая сытая кошка.

— Господин Крамер — местный журналист и мой большой друг, — пояснил Хильде Рихард, — примет тебя, как королеву… Имей в виду, — Зорге поднял указательный палец, — холостой мужик.

— Что, никогда не был женат? — Хильда от внезапного внутреннего возбуждения даже приподнялась на подушке. — А я считала, что таких людей уже совсем нет — просто не осталось.

— Есть, есть, остались еще. И ты в этом убедишься сама. Тебе с Крамером в Гонконге будет интересно.

Крамер и был тем самым связником, который не сумел пробиться в Токио. Конечно, Рихард рисковал, отправляя пакет с Хильдой, но иного выхода у него не было.

Берлин вел усиленные переговоры с Токио, давил как только мог и на премьера, и на военного министра, и на министра иностранных дел Японии, Гитлер держал этот вопрос на личном контроле, но продавить никак не мог — Япония не желала нападать на Советский Союз, считала, что у нее есть враги, с которыми надо расправиться раньше, чем с русскими… Чтоб они не мешали, не путались под ногами.

Это первое. И второе: совсем недавно агентство «Домей цусин» распространило заявление о том, что «победа Германии в Европе сама по себе не приведет к улучшению экономического положения Японии и поэтому обязательно нужно подчинить Японии страны Восточной Азии».

Главное кресло в министерстве иностранных дел Японии по-прежнему занимал Мацуока — человек, который предпочитал разглядывать различные страны через ствол пушки, считая такую дипломатию самой действенной. Тонкая борьба умов, доказательства в спорах, сотрясающие переговорные столы, способные склонить чашу весов в одну или в другую сторону, — все это устарело в дипломатии безнадежно, максимум, к чему может привести подобная дипломатия — к смене мокрого белья и не более того. Советский Союз Мацуока ненавидел, о чем не раз заявлял в печати. Как ни странно, Мацуоку поддерживал принц Коноэ — он здорово изменил свои взгляды и был уже совсем не тем Коноэ, каким был, скажем, в тридцать шестом году…

Глядя на то, как Гитлер потрошит Европу — вот-вот подсунет ее под свой сапог, как дохлую кошку, целиком, Коноэ был готов сделать то же самое с Азией — окончательно подчинить себе Китай и нахлобучить на него японское седло, подмять Индию, Индонезию, Малайзию, Новую Зеландию, он даже на Австралию начал поглядывать голодными глазами, хотя до Австралии было очень далеко, пешком не доберешься. Принц считал, что Япония сможет стать в Азии тем же самым пастухом, что Германия в Европе, и любому барану надает по заду палкой, если тот неожиданно вздумает блеять без команды.

К Мацуоке был приглашен посол Отт. Вернулся он от министра вдохновленный: Япония готова заключить пакт с Германией. Отт сообщил об этом Зорге.

— Ты понимаешь, что это значит, Рихард? — Отт азартно потер руки. — Это означает, что мир будет поделен на две половины. В одной половине станет править Германия, в другой — Япония.

— А как на это посмотрят фюрер с Риббентропом?

— Положительно посмотрят.

Все эти сведения надо было срочно переправить в Москву. Зорге сам, лично, на своей машине отвез Хильду на аэродром. У самолета они поцеловались.

— Смотри, Рихард, не изменяй мне, пока я буду путешествовать. — Хильда игриво погрозила Зорге пальчиком, она уже считала его своим, некой вещью, принадлежавшей только ей.

Макс Клаузен почувствовал себя лучше, начал подниматься и выходить на улицу. Анна достала ему редкое китайское лекарство — привезли из Шанхая от друзей, другое лекарство, не хуже шанхайского, добыл Зорге. Эти снадобья Клаузену помогли.

Наконец Клаузен вновь вышел в эфир — передал зашифрованный материал со съемной квартиры. Когда возвращался домой, то засек неподалеку пеленгующий установку, понял, что передачу его записали.

Он сказал об этом Зорге. В доме у Рихарда было жарко, очень жарко, тонкие внутренние перегородки седзи даже потрескивали от крутой температуры, а Клаузена пробивал холодный пот. Ладонью он отер лоб, посмотрел вопросительно на шефа.

— Мы пока прекратим вести передачи из города, — сказал Зорге, —