Я снова стал чувствовать запахи. Никогда я не чувствовал их так остро, как сейчас. Вновь исследую дом, на этот раз по запахам. Гостиная – это полировка, татами, благовония. Кухня – растительное масло для жарки, нержавеющая сталь, терпкая смородина. Хозяйская спальня – белье, жасмин, лак. В саду – лиственный дух, пруд с его обитателями, привкус дыма. В этом доме так тихо! Малейший шорох сразу обращает на себя внимание, как в метро визгливый голос, говорящий по мобильнику. Я слышу звуки, о которых раньше и не подозревал. Пульсация крови в жилах, скрип суставов, когда я поднимаюсь по полкам-ступенькам, вибрация от проезжающих машин. Вороны и двери на отдаленных улицах, муха, таранящая оконное стекло, выбиваемый футон.

Гудит факс. Откладываю «Большого Молmна», спускаюсь и вижу на полу сообщение.

МИЯКЭ. ДЕТЕКТИВ МОРИНО

ПОЛУЧИТ КОРРЕСПОНДЕНЦИЮ

ПО УКАЗАННОМУ НИЖЕ АДРЕСУ.

БУДЬ ОСТОРОЖЕН. НЕ ДАВАЙ АДРЕСА,

ПОКА НЕ УВЕРЕН, ЧТО ВСЕ В ПОРЯДКЕ.

НАШ РЕЙС 30 МИН. НАДЕЮСЬ,

ТЫ НАЙДЕШЬ ТОГО ЧЕЛОВЕКА.

Дальше идет номер почтового ящика в Эдогавабаси. Я переписываю его на клапан от сигаретной пачки и прячу в бумажник, а факсовое сообщение поджигаю в пепельнице с помощью зажигалки генерала Дугласа Макартура. Это чересчур драматично, но я люблю смотреть на огонь. Бросаю взгляд на фотографию сестры госпожи Сасаки. Охлажденное вино у нее в бокале наполняет воздух своим ароматом.

– Итак,– говорит она,– что будет в следующей главе?

* * *

Козел-Сочинитель уселся за старинное бюро. Витиеватые фразы вились в дюйме от его головы, ожидая, когда он пришпилит их к бумаге. Козел-Сочинитель не мог найти ручку. «Странно,– думал он.– Я точно помню, что положил ее сюда, на блокнот, когда услышал утреннее мычание Питекантропа…» Он посмотрел там, где она должна быть, потом там, куда она случайно могла закатиться, и, наконец, там, где ее наверняка быть не могло. Из этого следовал только один вывод.

– Вор! – закричал Козел-Сочинитель.– Вор! Вор!

– Питекантроп с госпожой Хохлаткой бросились в дилижанс – она-то точно знала, что делать.

– Нет-нет, мой господин. Позвольте объяснить: ваша закусочная бумага лежит вот здесь, а ваши записи и все…

Козел-Сочинитель затряс головой.

– Нет, госпожа Хохлатка! М-мой манускрипт на м-месте, но моя авторучка! Язык моего воображения! Та самая ручка, которой госпожа Сёнагон писала свои записки у изголовья больше тринадцати тысяч полумесяцев тому назад! Эти птицы были просто тактикой-дидактикой, приманкой – нас отвлекли, чтобы вор мог сделать свое дело!

– Куда катится мир? – воскликнула госпожа Хохлатка.– Ограбить ближнего своего!

Питекантроп вопросительно замычал.

– Кто? Завистников полно, они спят и видят, как бы покончить с моим пером! – Козел-Сочинитель застонал со слезами в голосе.– Без моей авторучки моя карьера окончательно окончена! Критики меня де-ре-инк(онструкти)визируют!

– Только через мой труп, мой господин! Не теряйте головы! Мы уже раз отыскали вора и снова отыщем! Разве не так? – обратилась госпожа Хохлатка к Питекантропу.

Питекантроп ужасно обрадовался, что госпожа Хохлатка заговорила с ним, и, радостно замычав, не стал обращать ее внимание на то, что если искать следы в грязи полей было делом пустяковым, то искать их в заветренной, раскаленной пустыне – задача совершенно другого порядка.

– Вы, госпожа Хохлатка,– сказал Козел-Сочинитель, беря себя в руки,– как всегда, абсолютно правы. Давайте применим к дилемме логику. Моя ручка пропала. Где обычно находят ручки? В конце предложений. А где находят концы предложений? В конце строк. Ну сколько строк можно найти в пустыне?

Госпожа Хохлатка выглянула в окно.

– Здесь только одна линия, что может сойти за строку, мой господин.

– Что же это за линия, моя дражайшая госпожа Хохлатка?

– Ну как же, мой господин,– та, что идет по центру дороги!

Козел-Сочинитель зацокал копытами.

– К оружию, друзья мои! Мы идем на войну!

Госпожа Хохлатка выбивалась из сил, обливаясь потом под своей парасолькой, и боялась, что следующее яйцо снесет вкрутую. С Питекантропа пот лил градом, а раскаленный асфальт прожигал ему пятки до дыр. Козлу-Сочинителю виделись глаголы-миражи, замерзающие и тающие снова. Жестокое солнце выпустило в полуденные просторы порцию раскаленного свинца. Само время повторялось и останавливалось. Козел-Сочинитель промокнул лоб хлюпающим носовым платком и удостоверился – то, что, как ему показалось, ему показалось, так и было на самом деле.

– Ага! Радуйтесь, друзья мои! Белые строки сворачивают с дороги, моя авторучка наверняка где-то недалеко!

Госпожа Хохлатка настояла, чтобы они выпили грушевой шипучки перед тем, как пуститься в пустыню. Если бы белая строка не указывала им путь, даже Питекантроп заблудился бы в этих огнедышащих валунах, выступах и скалах, булыжниках и глыбах. Рептилии застыли на месте, переминаясь с ноги на ногу. Питекантроп чувствовал, что за ними наблюдают, но ничего не сказал из боязни огорчить госпожу Хохлатку.

– Послушайте,– сказал Козел-Сочинитель, глава экспедиции,– мы, кажется, уже… здесь.

Они втроем доплелись до самого края фарфоровой воронки, настолько же крутой, насколько и широкой. В центре воронки зияла дыра.

– Экстраординарно,– пробормотал Козел-Сочинитель.– Примитивная культура, доросшая до радиотелескопических технологий, неизвестная остальному миру…

– Вы можете называть это радио-теле-чем-угодно, мой господин, но уж кухонную-то раковину я ни с чем не спутаю, если она передо мной окажется. Ее нужно драить каждый понедельник, иначе…

– Киииииироооооооооук! – Дурноглазый зубоклювый птеродактиль спикировал из-за кромки кратера, норовя сбросить Козла-Сочинителя прямо в раковину.

– Мой господин! – закудахтала госпожа Хохлатка; копыта Козла-Сочинителя заскользили по керамической поверхности.– Мой господин! Я иду! Я спасу вас!

Госпожа Хохлатка бросилась ему наперерез, но Козел-Сочинитель уже исчез в черной дыре. Госпожа Хохлатка, не в силах выйти из своего крутого пике, последовала за ним. Питекантроп смотрел, как птеродактиль заходит на второй круг, готовясь к новой атаке.

– Киииииироооооооооукииираааааааааау!

Питекантроп не боялся ни динозавров, ни кого другого, но мысль, что госпожа Хохлатка окажется лицом к лицу с опасностью в полном одиночестве, заставила его в волнении затрясти головой. Он заскользил вниз по кратеру. Бездонная чернота отдалась глухим стуком.

* * *

Я сижу за старинным бюро перед чистым лицом бумаги, и на какое-то мгновение письмо кажется мне идеальным. Фотография моего отца лежит рядом. Как написать письмо настоящему живому частному детективу? «Здравствуйте, вы меня не знаете, но…» – не пойдет. «Здравствуйте, я последний личный помощник Морино и пишу вам с просьбой заменить меня…» – не пойдет. «Здравствуйте, меня зовут Эйдзи Миякэ – вы не так давно следили за мной, чтобы…» – не пойдет. Я решаю написать все просто и кратко. «Прошу Вас выслать копию личного досье Эйдзи Миякэ на п/я 333 «Токио ивнинг мейл». Спасибо». Если сработает, то сработает; если нет, то, что бы я ни написал, все будет равно неубедительно. Снова спускаюсь в сад и сжигаю три черновика – если бы Бунтаро или госпожа Сасаки их нашли, то сказали бы, что я сумасшедший, не говоря уж о том, что безответственный, и, конечно, были бы правы. Писать человеку, который связан с Морино! Но если бы этот человек представлял угрозу, мы бы уже наверняка знали об этом. Он прочесывал мою капсулу по поручению Морино, так что знает, где я живу. Я кладу записку в конверт, пишу на нем адрес и запечатываю. Это – самая легкая часть дела. Теперь нужно выйти отсюда и отправить его.