был в растерянности. Прежде ничего подобного со мной не случалось. Без ложной скромности скажу, что я всегда отличался на удивление хорошей памятью, точь-в-точь попугай, который запоминает и выдает огромные объемы информации, не понимая ее. Эта способность позволила мне сдать на пятерки выпускные экзамены, и именно поэтому я и не расстроился, обнаружив, что у меня нет при себе документов, – я и раньше их пару раз забывал, и меня ни разу на этом не поймали.

И ведь ничего такого особенного я не делаю. В Убийствах ты одновременно ведешь три или четыре расследования. Если тебе попадается убийство ребенка или полицейского или еще что-нибудь особой важности, твои текущие дела с тебя снимают, именно поэтому мое дело с такси передали Куигли и Мак-Кэнну, однако с закрытыми делами все равно приходится работать: писать отчеты, встречаться с обвинителями, являться на судебные заседания. У тебя появляется способность сохранять на подкорке самые основные факты, чтобы в нужный момент вытащить их оттуда. Дело Кэвэно тоже должно было сохраниться, и его неожиданное отсутствие накрыло меня тихой, животной паникой.

Часам к двум ночи я убедил себя, что если хорошо выспаться, то завтра все уладится само собой. Я уговорил еще стопку водки и погасил свет, однако стоило закрыть глаза, как в голове принимались лихорадочно, без остановки мелькать знакомые картинки: фигурка Христа, неопрятные убийцы, ужасная рана, занюханная гостиница… Около четырех утра я вдруг осознал, какой же я дебил, что забыл документы на работе. Я зажег свет и принялся натягивать одежду, но, завязывая шнурки, заметил, как дрожат руки, и вспомнил про водку – если меня остановят, то язык будет заплетаться и алкотестера мне не избежать. А потом до меня медленно дошло, что в таком состоянии документы меня не спасут, даже если я до них доберусь.

Я вернулся в постель и уставился в потолок. Хизер и сосед из квартиры рядом храпели в унисон, время от времени к дому подъезжала машина, отчего по стенам мельтешили белые пятна света фар. Немного погодя я вспомнил про таблетки от мигрени и принял две сразу, потому что они напрочь меня вышибают, – я убеждал себя, что это сами таблетки так действуют, а не мигрень. Около семи все же уснул, а там уж и будильник зазвонил.

Возле дома Кэсси я посигналил, и она выбежала из подъезда, одетая в свой единственный деловой наряд – черный в тонкую розовую полоску брючный костюм от “Шанель”. В ушах блестели жемчужные серьги ее бабушки. На сиденье она плюхнулась с чрезмерной, на мой взгляд, бодростью, хотя, возможно, просто спешила спрятаться от дождя.

– Привет, – сказала она. Макияж прибавлял ей возраста и загадочности, делал незнакомой. – Ты что, вообще не спал?

– Почти. У тебя документы с собой?

– Ага. Пока я буду давать показания, можешь почитать. А кто первый пойдет, я или ты?

– Не помню. Давай ты за руль? Мне бы записи просмотреть.

– У меня на такую штуку страховки нету. – Кэсси окинула презрительным взглядом “лендровер”.

– А ты просто постарайся ни в кого не въехать.

Словно одурманенный, я вышел из машины под дождь, обошел ее, а Кэсси, пожав плечами, пересела за руль. У Кэсси очень красивый почерк, хоть и кажется, будто писал иностранец, но буквы четкие и аккуратно выведенные, и я к нему давно привык, однако сейчас так измотался, да и похмелье давало о себе знать, что даже слов разобрать был не в силах. Перед глазами у меня плясали нечитаемые закорючки, которые складывались в разнообразные пятна, будто в тесте Роршаха. В конце концов я привалился к холодному стеклу и уснул.

* * *

Разумеется, я пошел давать показания первым. Сейчас у меня смелости не хватит вспоминать, как я позорился – мямлил, путал имена и время, извинялся и принимался рассказывать заново. Обвинитель, Мак-Шэрри, сперва растерялся (мы уже давно знакомы, и обычно выступаю я неплохо), потом насторожился и под конец разозлился, хоть и скрывал ярость за внешней вежливостью. У него был увеличенный снимок тела Филомены Кэвэно – это стандартная уловка, чтобы присяжные пришли в ужас и захотели наказать преступника, – и я немного удивился, что судья разрешил ему показать снимок. Предполагалось, что я прокомментирую каждую травму и приведу показания подозреваемых (в итоге те сознались в преступлении). Но почему-то это стало последней каплей. Остатки моего самообладания испарились, и стоило мне взглянуть на снимок, как я вспомнил ее труп, грузный, обезображенный, юбка задрана, рот открыт в бессильном проклятье за то, что я предал ее.

Жара в зале суда была прямо как в сауне. Влага с верхней одежды наполняла воздух и оседала на окнах. Кожа на голове зудела, и я чувствовал, как по спине ползут капли пота. К тому моменту, когда защитник завершил перекрестный допрос, он почти в открытую ухмылялся, точь-в-точь как подросток, который рассчитывал на поцелуй, а ему позволили залезть девчонке в трусы. Присяжные ерзали и переглядывались – похоже, я даже их умудрился смутить.

С кафедры для дачи показаний я спустился на дрожащих ногах, которые будто превратились в холодец, на миг мне показалось, что вот сейчас грохнусь в обморок, и я чуть не схватился за поручень. После дачи показаний мы имеем право остаться на судебном заседании, и Кэсси наверняка удивилась, не увидев меня в зале, но у меня просто силы закончились. В моральной поддержке она не нуждается, прекрасно обойдется и без меня, и такие детские самоуговоры лишь усугубили мое состояние. Я знал, что дело Девлин напрягает и ее, и Сэма, но они оба ухитрялись без видимых усилий справляться с тревогой. И только я один дергался, трясся и шарахался от каждой тени, точно герой романа “Пролетая над гнездом кукушки”. Мне было бы невыносимо сидеть в зале и слушать, как Кэсси непринужденно и уверенно разгребает мои косяки и пытается восстановить запоротую мной работу, на которую мы несколько месяцев потратили.

Дождь все моросил и моросил. В переулке поблизости я набрел на сомнительный паб – трое парней за угловым столиком с ходу распознали во мне копа и тут же сменили тему разговора, – заказал подогретый виски и уселся за стол. Бармен поставил передо мной выпивку и, не предложив мне сдачу, снова уткнулся в бюллетень скачек. Я сделал большой глоток, горячая жидкость обожгла нёбо, я запрокинул голову и прикрыл глаза.

Сомнительные типы в углу принялись промывать косточки чьей-то бывшей.

– А я ей тогда говорю: с хера ему одеваться как Пи Дидди?[21] Хочешь, чтобы он в “найках” ходил, так иди и купи