кампании. Три его штабных офицера по глупости даже попытались избить корреспондента «Tribune» из-за якобы недоброжелательного отношения этой газеты к их командиру. Узнав об этом, генерал Макклеллан, опубликовал опровержение и публичные извинения, а потом вслед за ним то же самое сделали и опозорившие себя офицеры.

Прощание с армией было весьма драматичным и торжественным. Сразу же после оглашения прощального обращения всем войскам был устроен последний смотр, вовремя которого уходящие и генералы и их преемники со своими штабами проехали вдоль шеренг. Прогремели пушки, флаги были приспущены. Некоторые полки тепло приветствовали генералов, но только что сформированные «героически молчали». Основной силой Макклеллана были его солдаты.

Бернсайд быстро продвинул армию к Раппаханноку. Мятежники стояли в Фредериксберге, на его южном берегу. Люди свободно переправились через реку. Однажды я услышал такой диалог:

— Привет, «ореховый»!

— Привет, «синебрюхий»!

— Что случилось с вашей батареей во вторник вечером?

— Вы слишком погорячились, ваши снаряды распугали артиллеристов, и они все еще бегут. Пришлось нам, пехоте, выйти и забрать пушки.

— Вы, пехота, в одно прекрасное утро тоже побежите.

— А когда?

— Когда будем готовы.

— Что вам нужно?

— Фредериксберг.

— Уж конечно, еще бы не хотелось!

Тут подошел наш офицер и увел своих людей.

К этому времени в «Армии военных корреспондентов» «сражалось» несколько сотен перьев. От «The Tribune» — 5–8 человек в Потомакской армии и около 12-ти западнее Аллеган. Я жил в штаб-квартире генерал-майора О.О. Ховарда, который впоследствии прославился в Теннесси и Джорджии и был очень талантливым, искренним и храбрым офицером.

Мои репортажи, как правило, были всегда готовы, а мои коллеги свои присылали мне по ночам. Перед рассветом в моей палатке появлялся специальный курьер, который и увозил их либо на лошадях, либо по железной дороге и пароходом в Вашингтон, откуда их отправляли в Нью-Йорк по почте или телеграфом.

Корреспонденты, как правило, жили при штаб-квартире какого-нибудь генерала, внося свою должную долю в общие расходы на питание, но что касается корма для лошадей и перевозки их багажа, тут им приходилось полагаться на щедрость квартирмейстеров.

Не имея ни звания, ни воинской обязанности, они иногда подвергались чрезмерному давлению со стороны молодых штабных офицеров. Они были уверены в вежливости и уважении со стороны генералов, но, тем не менее, особенно в регулярной армии, было принято считать, что они вполне заслужили характеристику Халлека как «посторонние». Чтобы поощрить лучших журналистов к сопровождению армии, должен существовать закон, четко разрешающий свободным от других заданий представителям прессы сопровождать войска во время боевых действий и приобретать фураж и продовольствие по тем же ценам, по каким их приобретают армейские офицеры. Разумеется, они несут полную ответственность за публикацию информации, которая могла бы как-то оказаться полезной для врага.

По ночам в нашем лагере можно было увидеть негров всех возрастов. Которые с похвальной жаждой знания штудировали справочники по правописанию.

Один мальчик, четырнадцати лет, считался несколько чокнутым — в течение всего своего двенадцатимесячного пребывания в армии, он видел лишь тяжелый труд, суровую жизнь и безденежье. Я спросил его:

— Работал ли ты на своего старого хозяина так, как ты здесь работаешь?

— Нет, сэр.

— Он хорошо к тебе относился?

— Да сэр.

— Ты был одет так же, как сейчас?

— Лучше, сэр.

— И было больше удобств?

— Да, сэр, я всегда имел крышу над головой и никогда не мок под дождем и не мерз от холода.

— Может, лучше было бы остаться там?

— Если бы я так думал, я бы не ушел, сэр.

— А пришел бы ты, если бы заранее знал, как будет тяжело?

— Да, сэр, я бы предпочел быть свободным!

Как видите, он не был чокнутым — вполне нормальным человеком!

В декабре произошла битва при Фредериксберге. Позиция противника была очень сильной — почти неприступной. Нашим людям пришлось укладывать свои понтоны под безжалостным дождем пуль вражеских стрелков. Но они не дрогнули и сделали это. И наши войска — рота за ротой, шеренга за шеренгой, под командой своих офицеров, вошли в пасть смерти.

Мы атаковали тремя колоннами, но изначальный замысел заключался в том, что главный удар должен был нанести левый фланг генерала Франклина. Дорога, к которой прорывался Франклин, позволила бы ему обойти Фредериксберг и заставить врага либо оставить свои укрепления, либо сдаться. Но Франклин слишком поздно начал. Он сумел один раз выйти на эту дорогу, но, не зная, как действовать дальше, отступил. Таким образом, ключ к вражеским позициям был утерян.

Центр наших войск были отброшен сильнейшим огнем, и был вынужден отступить после ужасной бойни. Это было более похоже на резню, а не на битву. Убитыми и ранеными мы потеряли более 10 000 человек.

Я не видел этого сражения, но вернулся в армию через два-три дня. Бернсайд держался на редкость достойно и великодушно. Во время рассказа о напрасно погибших храбрецах, в его глазах блестели слезы, а голос дрожал от волнения. Когда я спросил его, не медлительность ли Франклина стала причиной их гибели, он ответил:

— Нет. Я прекрасно понимаю, что, когда генерал, командующий армией, несет поражение, он один ответственен, и я не буду пытаться переложить эту ответственность на кого-либо другого. Никто и никогда не узнает, как близко мы находились от великой победы. И теперь мне иногда кажется, что именно я со своим старым 9-м корпусом должен был сделать эту работу.

И в самом деле, Бернсайд хотел так поступить, но его отговорили его помощники. 9-й корпус пошел бы с ним куда угодно, но это непременно закончилось бы его гибелью.

По крайней мере, Бернсайд был по-настоящему велик своей искренностью, нравственной чистотой и человеческой целостностью. Лучше было пойти в бой, чем в бездействии стоять на одном месте несколько месяцев и приносить в жертву разным лихорадкам и дизентерии бесценные человеческие жизни. Для солдата лучше принять смерть от оружия противника, чем сгинуть в безымянной могиле в болотах Чикахомини или окопе перед Коринфом.

Получив приказ идти вперед, Бернсайд, немедленно, без придирок и возражений бросил свою армию на мятежников. Результатом стало поражение, но в этом решении заключалось наше спасение, под этим знаком мы победили.

Каждый рядовой знал, что битва за Фредериксберг была дорогостоящей и кровавой ошибкой, но все же я думаю, что в тот день или неделей позже солдаты шли в бой с тем же воодушевлением, как и раньше. Чем больше я узнавал Потомакскую армию, тем больше я восхищался ее непобедимым духом, который ничто не смогло сломить.

В январе среди зрителей в Вирджинии был достопочтенный Генри Дж. Рэймонд из «The Times».