разум осознавал масштабы «необходимой» жестокости. И весь этот кошмар должен был послужить основой для сказа…

С рассветом скитальца привели в блиндаж над передовыми позициями Небесной дружины. Не сложно было заметить, что боевой задор её командиров уже притупился.

— А что предлагаешь? Выйти да поговорить? — процедил воевода, опираясь на бруствер. — Проходите мол, дорогие гости, в западных городах орду вашу «ждали»! Нам с хлебом-солью встретить вас велено!

— Не-е-ет, — протянул Славомир. — Бойне быть. На что Повелитель надеется? Задавить нас телами отребья? Да тут мужиков только жалкая половина! И оружие у них выглядит так, как будто из него стрелять лишь себе на погибель! А у нас пулеметы и танки: лучше бы Серые через горы полезли…

И вдруг Михаил понял замысел Повелителя, от чего сердце похолодело.

— Это ему и нужно. Он не зря привёл их на перевал…

Внимание командиров сразу переключилось с орды на него. Старик же смотрел только на китежского воеводу.

— Повелитель специально привёл всех неугодных на бойню — их много, орда слишком большая! Его армия пополнялась людьми из общин, которые были разграблены во время похода. Теперь это не нужный груз — расходный материал. Он хочет избавиться от них руками Небесной дружины! Вот чем стала орда для людей – лишь местом в короткой очереди за смертью!

— Вот паскужий сын! — выругался Славомир. — Мы значит баб да сопляков убивать будем, а он на нас потом бросит главные силы?! Наверняка в той стороне, где бьют барабаны притаилось его лучшее войско! Да он просто хочет, чтобы мы на убогих боеприпасы потратили!

— Если не будем стрелять нас как овец перережут! — подал голос Красный Иван. Таврит говорил жёстко и без всякого возраженья. — Если Серый думает, будто у нас на всех патронов не хватит, то глубоко ошибается! Мы здесь стоим за своё и орду дальше не пустим. Прикажите огонь открывать, артиллерия их уже достать сможет!

Сам от себя не ожидая такого, скиталец вдруг закричал.

— Нет! Позвольте мне…

— Чего тебе? — надменно оборвал его глава скотоводов.

— Позвольте мне с ними поговорить. Словом остановить орду и не допустить кровопролития!

— Их там пятьдесят тысяч, — напомнил Ладон. — Не переоценивай своего таланта, скиталец. Среди них нет того, кто станет слушать тебя. Вся орда подчиняется лишь одному человеку, а он не будет сражаться в её первых рядах.

Славомир только покачал головой, соглашаясь с мнением воеводы. Даже Михаил знал, что из этого ничего хорошего не получится. Ещё немного и на перевале закрутится битва, в которой ему не уцелеть. Совсем не хотелось оказаться в её эпицентре. Это выглядело безумием, но почему-то старик вдруг решил, что именно так удастся спасти свою жизнь. Он был скитальцем, и всё что мог сделать — предложить свое слово.

— Множество раз мне доводилось говорить с такими людьми. Отчаявшихся нужно обходить на одинокой дороге, им в жизни терять больше нечего. Вот почему я всегда утверждал, что все люди плохие. Даже если человек заслужил сострадание, не спеши к нему приближаться. Стоит помочь, и от «благодарности» можно вовремя не укрыться. Но я умею убеждать даже таких, если нужно! Я умею…

— Нет, — вдруг резко оборвал воевода. К великому стыду скиталец ощутил, как часть него облегчённо вздохнула. Другая же часть пришла в тихий ужас — кровавая резня неизбежна. Он увидит этот сказ и не издалека, а окажется соучастником.

Глупо было требовать от армии собранной на войну не стрелять и остановиться. Ладон имел во всём свой интерес, ему крайне нужна была эта победа.

— Сказалец, ты пригодишься не только в сражении, но и после него. Не лезь-ка в герои, а то без головы так не долго остаться. Однако, вспоминая сегодняшний день не рассказывай о постыдных делах, что придётся совершить Небесной дружине. Говори только о подвигах, славе и доблести — такие истории согревают людей в Долгую Зиму не хуже костров. Твоё слово сегодня равноценно оружию, оно будет особенно важно после войны…

Ладон одарил Михаила тяжёлым, многозначительным взглядом. Он дал ясно понять, что возражений более не потерпит. Скиталец кивнул и постарался забыть о своих благородных позывах.

Меньше всего ему хотелось видеть то месиво, которое здесь развернётся. Он знал – на перевале грядёт не сражение, а настоящая бойня…

— Каждый сам за себя, один Бог за всех, — прошептал воевода.

И тут же громко отрезал:

— Начинайте! Бейте в орду из всего, что у нас только есть!

Первыми ударили пушки. Снаряды, покрытые рунами с воем понеслись в людскую толпу. В воздух взметнулись фонтаны из дыма, земли и ошмётков человеческой плоти. Кто не погибал от разрывов, умирал от злобно шипящих осколков. Поднялись страшные крики, но орда не отступила. Обречённые люди бросились вперёд, навстречу огню пулеметов. Лошади дико заржали, неся обезумевших всадников к редутам Небесной дружины. Через несколько минут ни одного из них не осталось – только трупы коней вперемешку с ранеными и убитыми седоками. Треск выстрелов и вспышки очередей озарили позиции на перевале. Каждый имевшийся ствол, каждый калибр подыгрывал пляске хохочущей смерти. В Зимнем ветре она носилась над Поясом круша кости, пробивая металл и сжигая заживо кожу.

Танки взвыли тысячесильными двигателями и заскребли гусеницами по