Я прекрасно знал, что неподалеку находится, по крайней мере, часть нашей армии, иначе откуда бы взяться тем выстрелам, которые я слышал? Немного далее я увидел обгорелые опоры железнодорожного моста — все, что было сделано из дерева, сгорело, и я был рад этому, поскольку он являлся частью пути на Таскамбию. Тем не менее, я не видел подходящего места для причаливания, но потом, уже довольно далеко удалившись от моста, я увидел начинавшуюся прямо от воды узкую тропинку — там-то я вытащил на берег свою лодку, приняв решение найти какой-нибудь дом и разузнать о том, какие войска находятся в этих местах.

В поисках дома я услышал вдали барабанный бой, а потом и «утреннюю зарю», и тоже довольно далеко от того места, где я находился. Я шел крадучись и очень осторожно, и уже перед самым рассветом я обнаружил часового. Скрываясь за ветвями густого кустарника. Я приблизился к нему — он стоял возле ограды с еще не обрезанными концами — вскоре я мог коснуться его моим ружьем. Я спросил его, какой это полк, и он ответил: «5-й Огайский».

Какой же тяжкий камень тревоги и сомнений свалился с моей души! Это был друг! Я так боялся нарваться на лагерь мятежников, но теперь все мои опасения исчезли! И я сказал часовому, что у меня пакет для генерала Шермана и мне надо попасть в лагерь. Он вызвал капрала, и тот немедленно отвел меня туда.

Таскамбия была во власти генерала Блэра, генерал угостил меня вкусным завтраком, затем на санитарной повозке меня отвезли на станцию Чероки, а оттуда, по приказу генерала Райта, на специальном поезде меня отправили в Юку, где в то время находился Шерман, и я сразу же вручил ему свои депеши — со дня их отправки и трех дней не прошло. И тут силы оставили меня, я слег и лежал до тех пор, пока не обрел возможности добраться до предназначенного мне места отдыха.

Это выполненное мной задание было исключительно трудным и опасным — генерал Шерман лично дал ему свою оценку, выразив ее письменно в следующем документе:

Так же благополучно к нему пришли и копии этого письма. Капрал Брент и рядовой Джон Уэйкфилд из 4-го Огайского, шли по северному берегу реки, тем же маршрутом двигался и лейтенант Фитцджеральд с сотней из 4-го Регулярного, но я не думаю, что кто-либо из них справился с этой задачей, если бы, воспользовавшись каноэ, я не пришел раньше них.

Спустя примерно два часа после моего прибытия, генерал Шерман отправил свою армию в Чаттанугу. Как только его передовая дивизия начала переправу, засевшие на северном берегу мятежники, преодолев перекаты, присоединились к расположившемся на южном берегу Уилеру, дав тем самым другим гонцам возможность добраться до генерала — иначе у них бы ничего не получилось.

Денек я отдохнул, а потом, в обществе Брента и Уэйкфилда я отправился обратно — сообщить генералу Круку о наступлении армии Шермана. Я попросил генерала Шермана о лошади, и он мне сказал, что я могу взять лучшую, какая найдется в графствах Тишоминго или Лодердейл, но после тщательных поисков и настойчивых вопросов, я обнаружил, что его солдаты забрали всех, кто мог самостоятельно передвигаться, и после моего рассказа генералу о результатах моих изысканий, он весьма любезно одолжил мне свою — с седлом, уздечкой и чепраком, и я думаю, вряд ли мне стоит упоминать о том, что все это я, конечно, забыл ему вернуть.

В невероятно короткое время армия добралась до Чаттануги, а через два дня приняла участие в битвах у Лукаут-Маунтин и Миссион-Ридж — и славные победы, одержанные ею на этих залитых кровью полях, в полной мере дали мне почувствовать, что теперь я полностью вознагражден за те опасности, с которыми я столкнулся в своем ночном путешествии через Маскл-Шолс.

Рейд в Северную Каролину. — Смерть полковника-мятежника Уокера

Двигаясь обратно, мы обнаружили, что река Элк-Ривер вздулась, поэтому, оставив наших лошадей у местного юниониста Хью МакЛэймора, мы пошли берегом реки вверх по течению — чтобы найти лодку, поскольку попытка переправиться вплавь, без сомнения, закончилась бы весьма печально. Проехав не менее десяти миль, мы увидели стоявшее у противоположного берега каноэ — оно принадлежало старому, убежденному мятежнику. Двое из нас спрятались, а третий попросил его переправить на тот берег. Не имея никакого представления о том, кто мы, но, наверняка предполагая, что свои — солдаты мятежников — он сразу же отправил к нам одного из своих негров, но как только он причалил, мы выскочили из кустов и бедняга просто остолбенел от страха и ужаса.

Добравшись до конюшни, мы конфисковали у старого мятежника двух прекрасных мулов и упряжную лошадь, а старик все это время расхаживал вокруг и бранился на чем свет стоит. Мы лишь посмеялись над ним и продолжили свой путь, никак не попортив его собственности и не причинив вреда ему самому — нам нужны были только лошади, вот и все.

Здесь мы узнали о некоем капитане Ричардсоне — командире партизанского отряда и пребывающего сейчас в месте под названием Бетел-Черч. Мы немедленно отправились в указанный пункт, но нашли там лишь одного из его людей и двух лошадей — видимо кто-то заранее уведомил его о нашем подходе. Этот парень как раз собирался уезжать — с двумя великолепными лошадьми — но заметив нас, он — по узкой тропинке кинулся бежать, ну, а мы, конечно, сразу же бросились в погоню. Перед самым выездом на дорогу, на нее свернул человек — в запряженной двумя совершенно дикими и горячими жеребцами повозке, и когда мы тоже решили выйти на нее, они рванули вперед и оказались как раз между нами и улепетывающим от нас партизаном. Теперь погоня стала поистине захватывающей. В общем, мы все неслись как попало, вместе с почти с той же скоростью, что и партизан мчавшимися вперед дикими быками, и старались сделать все возможное, чтобы обойти и их, и ту повозку, к которой они были привязаны, чтобы поймать этого «джонни».

Управлял этими жеребцами коренастый и очень толстый человек, и как только его повозка загрохотала по выпиравшим из земли корням и пням, он сразу бросился на ее дно и лишь испуганно вскрикивал от страха. Кара, постигшая его, должно быть, была очень болезненна, поскольку были моменты, когда он взлетал в воздух на три или четыре фута, а затем, возвращаясь в свою повозку, он снова громко кричал — но на этот раз от боли. Но в связи с тем, что после его появления на нашем пути партизана мы упустили, мы погнались за ним — примерно еще милю — до той поры, когда его быки совершенно не выбились из сил. Затем, добравшись до ведущей в Афины дороги, мы, уверенные в том, что именно он сообщил о нас партизанам, дали ему несколько небольших советов, а по окончании этой небольшой проповеди, отправились в Афины.