В Политбюро ЦК объявились дотоле не бывшие на слуху М. А. Тихонов, А. П. Кириленко, В. В. Гришин, К. У. Черненко, которые, как свидетельствует В. Крючков, «однозначно стояли на позициях личной преданности Брежневу, однако сколько-нибудь заметной роли в государственных делах они не играли».[254]

Эти и прочие выдвиженцы Брежнева, тщательно оберегая авторитет и полномочия своего хозяина, не забывали трепетно заботиться и о его привычках, о его слабостях. Как подметил известный политолог, доктор исторических наук, профессор А. Я. Гуревич, «эти люди подыгрывали Л. Брежневу как могли, устроив вокруг него самую настоящую оперетту. Мы вам дадим что угодно: погоны маршала, звезды, ордена, золотое оружие, только останьтесь, ради Бога, в своем кресле».[255]

То же самое, но по-своему, высказал и В. Семичастный: «Последние лет пять, а может, и больше, это окружение готово было ему подпорки поставить, передвигать за него ноги, лишь бы он существовал. Потому что это давало возможность существовать им».[256]

Что же касается М. Суслова, то он тоже достиг того, о чем только мог мечтать.

…В начале шестидесятых годов руководство КГБ обратилось на Старую площадь с ходатайством о предоставлении нелегалам Морису и Леонтине Коэнам-Крогерам советского гражданства. Вопрос возник в связи с тем, что чета выдающихся советских разведчиков, работая в Лондоне, оказалась в сложной ситуации, грозившей арестом. Предоставление им гражданства СССР рассматривалось в качестве одной из мер их правовой защиты. «Серый кардинал» начертал на представлении: «Вопрос о Крогерах поставлен преждевременно. Они еще могут нас предать. Вот когда вернутся в Советский Союз, тогда и будем рассматривать их ходатайство». Ю. В. Андропов смиренно согласился.

«…Во времена Хрущева, — вспоминает известный скульптор Э. Неизвестный, — возникла развилка: вдруг выяснилось, что интеллектуальная жизнь — особенно поэзия, балет и художники — имеет прямое отношение к международной политике. В итоге Международный отдел ЦК КПСС (откидывая отдельных людей) стал моим другом. У них были свои задачи, и я им был очень нужен. А внутренний отдел по-прежнему оставался моим врагом, он и в 1976 г. так же, как и четырнадцать лет назад, не хотел, чтобы я ездил за границу. Андропов вроде бы что-то обещал, но потом мне говорят: нет, не получилось, против Суслов, он вообще тебя сгноить хочет».[257]

Из мемуаров М. С. Капицы, видного дипломата, ученого, общественного деятеля:

* * *

Хотим мы того или не хотим, но проходит время, и то, что вчера или позавчера считалось великой государственной тайной, перестает ею быть в силу крутых жизненных поворотов. Тайна становится общим достоянием и помогает понять логику и героических, и трагических событий в истории нашей Родины.

Выясняется, например, что в мотивах того или иного решения тех, кто рулил страной, подчас переплетаются личные амбиции с громкими лозунгами борьбы за мировые революционные перемены. И в итоге страдают и государственные интересы и ни в чем неповинный народ, втянутый в эти нечистоплотные, эгоистичные комбинации. Так случилось с «афганом».

Известный на Западе эксперт по проблемам геополитики К. Хитченс в этой связи саркастически, причем в самый разгар «афгана», заметил: «Советский Союз сполна платит сейчас за преступную деятельность Брежнева и Суслова, которые доказали людям, что надо учиться на уроках, преподанных историей».[259]

* * *

У истоков советско-афганских отношений, увенчавшихся «афганом», стоял, как известно, В. И. Ленин.

«Что вы думаете о Ленине?» — спросили историка М. Гефтера. Ответ был таким: «Это человек, к которому я возвращаюсь многие годы своей жизни. У меня есть кое-какие наброски, отрывки, фрагменты о Ленине, ими забиты мои ящики и папки, но именно потому, что я думаю о нем постоянно, я никак не могу привести все это в какой-то порядок. Мне кажется — а это профессиональное право историка, тут нет никакой мании величия, — что я знаю сейчас о нем больше, чем он сам о себе знал. Мне кажется, что Ленин является самой трагической фигурой человеческой истории. Редко кто добивался такого результата, как он, и не многие из людей, добившихся такого результата, хорошо понимали в преддверии своего ухода из жизни, что этот результат не только ускользает из-под контроля и власти, но ведет к гибели дело, которому была посвящена вся его жизнь».[260]

Информация Комитета Верховного Совета СССР по международным делам о политической оценке решения о вводе советских войск в Афганистан

«Уважаемые народные депутаты!

В соответствии с поручением первого Съезда народных депутатов выработать политическую оценку решения о вводе советских войск в Афганистан Комитет Верховного Совета СССР по международным делам считает необходимым доложить вам следующее.

Члены комитета ознакомились с относящимися к вводу войск документами Советского правительства и ЦК КПСС, материалами Министерства иностранных дел СССР, Министерства обороны и Комитета государственной безопасности. Состоялись беседы со многими лицами, занимавшими в конце семидесятых годов ответственные посты в партийных и государственных органах, военачальниками, дипломатами, руководителями различных ведомств, связанных с развитием советско-афганских отношений. Этот вопрос неоднократно обсуждался, порой в очень острой дискуссионной форме, на заседаниях комитета. В них приняли участие народные депутаты СССР, представители других комитетов Верховного Совета, воины, прошедшие Афганистан, и целый ряд экспертов.