на лестнице с отцом, возвращающимся из клуба. Потом он целый день спит. Если кто-нибудь его ищет, Доре приходится лгать. Однажды она едет за ним в какое-то сомнительное казино, где он среди белого дня сидит, задернув шторы, в одиночестве и крутит рулетку. Пригрозив хозяину полицией, Дора уводит мужа домой.

К концу года Лев принимает твердое решение уйти из семьи. В мемуарах он попытается перенести вину на Дору, но все объяснения звучат по меньшей мере неубедительно. Не принимая якобы во внимание его патриотические чувства и все его мольбы, она уехала в Швецию. Да, она мотивировала это беременностью и заботой о безопасности детей, и расставание длилось всего два месяца, но чувства Льва к жене остыли. Его связь с семьей как будто навсегда ослабла. Однако в глубине души Лев понимает, что настоящая причина разрыва – его собственная слабохарактерность и то, что игровая зависимость превратила его из опоры в постоянную угрозу семейному благополучию. Ощущение, что Доре чуждо его мировоззрение, а семейная жизнь вредит его карьере, возникало у него и раньше.

В середине сентября Лев уезжает в Ясную Поляну в твердом убеждении, что в Петроград вернется нескоро. Софья Андреевна отмечает: «Рано утром приехал сын Лёва. Сам себя бичует за игру и беспорядочную жизнь. От этого не легче!» Она огорчена оттого, что семья сына распалась, но при этом рада снова увидеть любимого сына. Лев в ее глазах по-прежнему остается талантливым, добрым, но неуравновешенным и несчастным человеком, которого нужно пожалеть.

Новый, 1916 год Лев встречает в обществе Сергея, Татьяны и Андрея. Вместе с их детьми и детьми слуг они наряжают елку, поют, играют, танцуют и дарят друг другу подарки. Все выглядят довольными. Лев ходит на прогулки по окрестностям и в лес, ездит верхом, пишет, планирует поэтический сборник, читает вслух матери Пушкина, Диккенса и Мопассана. Жизнепонимание Конфуция интересует его все больше и больше. Он делает бюст компаньонки Софьи Андреевны дочери священника Нины Кудрявцевой, играет на пианино, сочиняет мелодии.

Но и в Ясной Поляне Лев не может избавиться от пристрастия к игре. Чтобы заглушить азартными играми внутреннюю тревогу, он за одиннадцать месяцев, проведенных в родном имении, не раз наведывается в Москву или тульский отель «Петербург». Стыдясь, он признается в своей слабости матери, которая всегда готова проявить понимание. «Скуки не показывал, а видно, страдал», – пишет Софья Андреевна.

Лев предпринимает попытку самоанализа в личном тексте, озаглавленном «Записки страдальца». Он был женат на «хорошей женщине», у него были «хорошие дети», он пятнадцать лет жил спокойной семейной жизнью. Встреча с молодой женщиной (подразумевается Жизель) решительно расколола все его существование. Он начал играть в карты, пить, проводить ночи вне дома, делать долги, он падал все ниже. Он оставил семью, отдав им все, что имел. С собой забрал лишь страдания и неудовлетворенность. Настоящее превратилось в ложь, грязь, слабость и неуравновешенность. Ничего из того, что он искал и чего хотел, он не обрел и не смог осуществить. «Разум?! Не ты ли должен спасти меня? Спаси. Ответь!» – кричит он. В ответ он слышит, что нужно быть довольным, даже если получаешь лишь сотую часть желаемого. Это касается всего – здоровья, работы, отношений с женщинами, борьбы за добро и истину.

Случаются периоды глубокого отчаяния, снова посещают мысли о самоубийстве. В одиночестве Ясной Поляны растет тоска по Жизели. В Париж летит письмо, в котором Лев заверяет, что будет любить ее до самой смерти. Жизель была для него обещанием иной, более счастливой жизни. Ответа нет.

В феврале приходит тревожная телеграмма: Андрей серьезно болен! Высокая температура! Вместе с матерью Лев спешит в Петроград, где еще застает брата живым. Лев ночует у своих и верно дежурит у кровати Андрея, когда тот долго и мучительно борется со смертью. Уход Андрея, которому всего тридцать два, становится сильным ударом для Софьи Андреевны: «Милый мой, любящий, веселый, щедрый, честный Андрюша. Как жить без него!» Лев безутешно плачет. Любила Андрея и Дора. В последние недели его жизни она, несмотря на собственные горести и ежедневные хлопоты, всегда находила время навестить его и облегчить участь его жены Кати и их маленькой дочери.

Дора переживает двойную утрату, когда разрыв со Львом становится свершившимся фактом.

Она ему обрадовалась, – пишет Татьяна. – Может быть, ожидала, что он совсем к ней вернется. А он с мамá вернулся сюда. Она говорила мамá: «Я ни днем, ни ночью ни одной минуты не забываю Лёвы». Молодая, красивая, 8 человек детей от него. А ему, как он говорит, каждый человек в клубе ближе, чем она. Какой трагизм! А какой она хороший честный человек!

В марте Дора получает из Ясной Поляны письмо, написанное по-русски. Лев пишет:

Мне стало стыдно, дорогая Дора, что я тебе так холодно написал вчера (письмо не сохранилось. – Авт.). Я много думаю о том, можно ли будет опять вместе жить или это невозможно. Пусть будет Воля Господня. Конечно, за все прошлое мне очень стыдно. Я виноват бесконечно перед тобой. Хотелось бы, чтобы тебе и детям было легко жить на свете. Но беда вся в том, что моя дурная персона только была вам в тягость…

Лев хочет изменить свою жизнь, сделать все, чтобы избежать новых глупостей и мерзостей. Перед Дорой и ее «хорошими, честными родителями» он чувствует глубокий стыд и вину. То же самое касается ее сестры Пинды. Ему постоянно от этого больно, он просит супругу передать эти слова в Швецию. И одновременно оправдывается, говорит, что, несмотря на усилия родных Доры, всегда чувствовал себя в Швеции одиноким: «Я никогда не жил в Швеции полной жизнью». Одиночество и муки – именно их он чувствовал в последние годы в Хальмбюбуде. В конце письма Лев просит его простить и в виде постскриптума сообщает, что начал работать над книгой воспоминаний об отце.

Мать Доры и свояк Сельмер однозначно дают понять, что больше не желают видеть Льва в Хальмбюбуде. Вместо этого Паля и Кита в мае 1916 года ненадолго приезжают в Ясную Поляну. Учебный год оба закончили блестяще. Отец и бабушка делают все возможное, чтобы мальчикам было хорошо, но в этот раз они все равно скучают по Швеции. На прощанье Софья Андреевна просит их оставаться русскими. Принадлежность к русскому дворянству обязывает. Аналогичное напутствие, которое осенью того же года слышит шестнадцатилетний Паля от дедушки Эрнста перед отбытием в Петроград, звучит более приземленно: «Теперь главой семьи должен стать ты!»