Всякий раз, в квартиру кто-то звонил, и я должна была открыть дверь. Но на ней оказывалось множество замков, цепочек и затворов, и я долго-долго возилась, а, когда они уже все были отперты, смотрела в глазок, и передо мной появлялись уродливые, ещё более ужасные, чем в жизни, лица Хари и Гашиша.

В панике я пыталась снова запереть дверь, но они распахивали её и врывались в квартиру. Тогда я бежала и пряталась под кроватью, доставала телефон и начинала звонить Артёму. Он отвечал, но в этот момент у меня что-то случалось с речью. Я звала его на помощь, точнее пыталась позвать, но не могла произнести ни одного членораздельного слова. Только что-то мычала. А он всё спрашивал «кто это?».

Иногда за дверью вместо Гашиша стоял Ярослав. И от него я тоже пыталась спрятаться, но никак не могла сдвинуться с места. Тогда он доставал ошейник и поводок Ланы, надевал на меня и выводил на улицу. Вёл за собой куда-то далеко-далеко и потом привязав к столбику возле магазина, уходил.

Но порой, в квартире появлялся Артём. Проходил мимо меня и не замечал. Шел, заглядывал во все комнаты, разговаривал с теми, кто там был и у всех спрашивал обо мне. А я бежала сзади и кричала, что я здесь, что вот она я. Но тщетно.

И вдруг, в один момент он разворачивался и проходил через меня насквозь.

Ужас от этого был ещё хуже, чем страх быть пойманной Гашишем или быть оставленной возле магазина. Это был необъяснимый, непомерный ужас, какой только бывает во снах, когда просыпаешься обессиленный, в холодном поту.

Мне так хотелось, чтобы Артём спас меня из этого кошмара, что я готова была умолять его приехать за мной, но телефона у меня не было.

В Москву вернулись днём. Ярослав привёз меня на такси и собирался проводить до двери квартиры, но я сказала, что доползти до первого этажа я в состоянии.

— Мама от тебя в восторге, — в тысячный раз повторил он.

Солнечный свет слепил, а земля под ногами всё ещё качалась.

Рюкзак с вещами, казался невыносимо тяжёлым, а платье на мне висело, как на вешалке. Наверное, я похудела до сорокового размера.

— Она велела заботиться я о тебе.

— Спасибо. Не нужно.

— Я же вижу, что нужно. Если бы ты была моей девушкой, то никогда не оказалась в таком положении. И заметь, это не подкат, а констатация факта.

Он пожал мне локоть и чуть приобнял.

— Вечером позвоню.

Ввалившись в квартиру, я бросила рюкзак под вешалкой и первым делом отправилась в душ, а когда вышла из него, оказалось, что мама вернулась и разбирает на кухне сумки. Она обняла меня, поцеловала, понюхала мокрые волосы и сказала, что я пахну персиками. После чего достав из пакета настоящий персик, дала мне и критически оглядела.

— Что-то ты бледная какая-то и тощая совсем.

— Устала немного.

Жаловаться моей маме на плохое самочувствие было равносильно добровольной сдаче в изолятор строго режима.

— Очень плохо, что ты забыла телефон, — мама как-то загадочно посмотрела.

— Ну, мам, если ты волновалась, могла бы позвонить Ярославу, я же прислала тебе его номер.

— Я-то могла…, — она продолжала смотреть. — А вот Артём тебя потерял.

— Как? — я застыла, так и не успев надкусить персик. — Откуда ты знаешь?

— Заходил в тот же день, как ты уехала и вчера, и сегодня тоже. Такой загорелый, глаз не отвести. Зря ты так с ним. Мне кажется он тебя любит. В первый раз как услышал, что ты уехала, расстроился сильно. Вчера торт принес. — Мама открыла холодильник, демонстрируя коробку. — А сегодня уже повеселее был.

Чувство счастья и ужаса нахлынули одновременно.

— И что ты ему сказала?

— Что ты на теплоходе. А что ещё я должна была сказать? Спрашивал с кем. Я сказала правду — что не знаю. Потому что я действительно не знаю! Но он, кажется, не поверил. Потому что сколько заходил, столько и спрашивал, что за знакомые. Хотя нет, сегодня уже не спрашивал. Тебе плохо? Иди сейчас же в кровать.

— Потом, — я побежала к так и оставшемуся на зарядке телефону.

Сорок восемь пропущенных вызовов от него. Сорок восемь! А сообщение только одно и первый за всё это время вопрос: «Ты, где?».

Тоня

Я проснулась от лёгкого удара по ноге.

Окно было распахнуто и по комнате гулял чуть прохладный, наполненный сладкими ароматами цветов воздух. Снаружи доносился странный стрекочущий звук, словно в спицу велосипеда попала сухая ветка.

На простыне лежало яблоко.

И только я взяла его в руки, как следом влетело ещё одно и упало возле подушки.

Я подобралась к окну.

Амелин в длинных, напоминающих мамину зеленую клетчатую скатерть трусах стоял внизу и, щурясь от отсвечивающего в стёклах солнца, целился в меня очередным яблоком.

— Вылезай, — шёпотом сказал он.

— А сколько времени?

— Полшестого.

— Боже, какая рань. А что случилось?

— Утро случилось, глупенькая, — он выставил руки, готовясь меня ловить.

— А что это за звук?

— Сороки. Стащили где-то кусок мыла и теперь скандалят из-за него.

Я нехотя натянула вчерашний сарафан, кеды и, перебравшись через подоконник, спрыгнула к нему.

— Идем, — он потянул к калитке. — Тут есть одно место. Я как проснулся, сразу понял, что хочу туда сходить. Лет десять не был. В детстве думал, что там водится счастье. Правда. Мне бабушка рассказывала. Что оно крохотное, похожее на бабочек, и что рождается оно в капельках росы, нагретых на солнце. Поэтому, чтобы поймать его, нужно встать очень рано. Затаиться и ждать, тогда оно само сядет на тебя. Мы, когда с дедом на рыбалку ходили, всегда шли мимо этого поля, на нем цвели васильки и роса сверкала бриллиантами. Там полно счастья, это точно.

Я с лёгкостью представила его маленьким, восторженным и верящим во всё подряд. Пожалуй, стоило проснуться в такую рань, чтобы узнать, что он и сейчас может быть таким.

— А я в детстве думала, что счастье — это мёд. Не знаю почему. Увидела глиняный горшок с надписью «Счастье». Но потом открыла, и оказалось, что это мёд. А мёд я не люблю.

Мы шли в другую от коттеджей сторону. Туда я ещё не ходила. Дорога вела до края деревни и разветвлялась: одним концом сворачивая в светлый березняк, другой — раскатанная колёсами машин колея петляла среди бескрайней зелени полей и исчезала где-то впереди, за облаками.

Солнце уже припекало. Песчаная дорога пылила. Шиповники вдоль дороги отцветали, но их запах всё ещё стоял в воздухе. Громко жужжали шмели.

— Хорошо летом, — сказала я. — Так хорошо. Даже счастье ловить не надо. Достаточно просто идти всегда по этой дороге вон к тому лесу и не оглядываться.