Щелканье замков. Мира требовала закрываться на все, хотя Вика с Сергеем и пытались убедить ее, что район здесь безопасный.

– Кто там? – спросила она на своем натужном и оттого немного грубоватом на слух английском.

– Мам, это я, – ответил Сергей.

Мира открыла дверь и отодвинулась, пропуская его внутрь. Она стояла, вытирая руки о маленький передник с рисунком кошачьих лап. На руках, на ушах, на шее побрякивали затейливые украшения. После смерти отца Сергея она перестала красить волосы, и было что-то особенно грустное в этом сочетании детской фигурки, вычурных украшений и реденьких седых волос.

– Я делаю ежики, – сообщила она.

– Здорово, мам, – Сергей наклонился ее поцеловать.

Губы коснулись сухой и тонкой кожи, и с каждой встречей она казалась все суше и тоньше. Смерть отца была внезапной, подумалось Сергею, но он вынужден наблюдать за медленным неуклонным угасанием матери.

Мира вернулась на кухню, и Сергей поднялся по лестнице на самый верх. Он тщательно следил, чтобы не коснуться или не увидеть чего-то, что напомнит ему о Вике, и был очень благодарен, что дверь в спальню закрыта, но вот дверца в шкафу в коридоре оказалась настежь распахнута, и в глаза тут же бросились розовые полотенца – сколько же раз он видел завернутую в них Вику. Дверь в комнату Эрика тоже была приоткрыта. Сергей застал знакомую картину: сын сидит по-турецки на полу, перед телевизором, в одном носке, второй почему-то валяется посреди комнаты. Потный, раскрасневшийся, вцепился в свою приставку, пальцы прыгают как заведенные, сам мотается из стороны в сторону вслед за персонажами на экране. А персонажи еще те! Мерзкие, злобные, с ног до головы упакованы в военную форму, вооружены до зубов, орут, скачут, взрываются огнями пламени. Сергей всегда говорил, что нечего разрешать Эрику играть в эти игры, но Вика его толком не поддерживала. “Это нормально, – возражала она. – Все мальчишки этим развлекаются. Ты же не хочешь, чтобы Эрик не делал того, что делают все мальчишки? Чтобы он рос одиноким чудиком?”

– Эрик! – позвал он.

– Погоди, пап!

Персонажи на экране завопили на каком-то тарабарском языке.

– Эй! – снова окликнул Сергей.

Эрик прикусил нижнюю губу и энергично забарабанил по пульту. Раздалась очередь взрывов, и на поле в клубах дыма остался лежать изувеченный труп.

– Пап, ты меня отвлек! И меня убили! – буркнул Эрик и бросил пульт на пол.

– Так это ты? – спросил Сергей, указывая на тело.

– Ага.

Здоровяк-азиат, согнувшись под тяжестью амуниции, подбежал к трупу, уселся на корточки над его лицом и принялся двигать задом вверх-вниз.

– Это что за чертовщина? – поразился Сергей.

– Так делает победитель. Он должен унизить приконченного парня.

Сергея перекосило от отвращения, но Эрик, видимо, неправильно истолковал его выражение, потому что продолжал успокаивать.

– Все в порядке, пап. Я не навсегда мертвый. Нужно только найти безопасное место, чтобы воскреснуть, и тогда снова в бой.

– Воскреснуть? – переспросил Сергей.

– Ага, когда погибаешь, надо только пройти процесс нового рождения, и ты снова живой. Раз-два – и готово.

– Мальчики, обедать! – позвала Мира.

Эрик надел второй носок, и они спустились в кухню.

Сергей не выносил этих еженедельных обедов, свалившихся на него после расставания. Быть гостем в собственном доме, есть приготовленную матерью еду, как будто он ребенок какой-то, стараться успеть хоть с какими-то родительскими внушениями за то короткое время, что он проводил нынче с Эриком.

Маленький кухонный стол был уставлен тарелочками, плошками, блюдцами с крупно порубленными, мелко нарезанными и поджаренными овощами. Сергея всегда поражало, как основательно мать сервировала стол, даже ради простого обеда, даже когда их было всего трое. Он помнил это еще с детства: ее красивые блюда, многослойные салаты, грибы из помидоров с яйцами, пальмы из сосисок, снеговики из творога.

– Ежики, вот здорово! – Эрик навалил себе целую горку, презрев салат с клубникой и маленькими креветками, баклажанную икру и фаршированные грибами цуккини. Мира взяла кусок хлеба, щедро намазала маслом и протянула ему. Эрик был страшно доволен.

– Мам, по-моему, не стоит ему столько масла есть, – заметил Сергей, глядя, как Эрик откусывает здоровый кусок бутерброда.

И сразу пожалел о своих словах. Губы у Миры задрожали, она попыталась изобразить вызов, но вышло еще беззащитнее.

– Масло способствует усвоению витаминов, – произнесла она.

– Все верно, – согласился Сергей, – только что-то незаметно, чтобы он ел богатую витаминами пищу.

– Она меня все время кормит мини-морковками! – запротестовал Эрик. – А в них уйма витаминов А и С.

– И железа, – прошептала Мира.

Сергей сильно сомневался, что Эрик и в самом деле ест эти морковки, но не хотел ссориться с матерью перед ребенком. Однажды, с год назад, Эрик попросил его “быть подобрее с Ба”. “Я с ней очень даже добр”, – ответил Сергей. “Нет, пап, ты не добр, ты вежлив”. Сергей не мог не признать, что Эрик, похоже, прав. Он никогда не любил мать так, как отца. Скорее жалел, чем любил. И чем яснее он это осознавал, тем больше жалости и меньше любви испытывал.

После обеда они с Эриком отправились прогуляться.

– Грейт Киллс или гора Мозес? – спросил Сергей, садясь за руль.

– Гора Мозес, – ответил Эрик с заднего сиденья. Он уже снова остервенело жал на кнопки своей “Нинтендо”.

Они доехали до лесистой части Стейтен-Айленда и припарковались на маленькой улочке, заросшей высокими черничными кустами. Вылезли через кусты на большую поляну с остатками какой-то каменной постройки и мимо здоровых валунов и высоких неведомых Сергею деревьев двинулись глубже в лес. Гора Мозес была невысокая, да и не гора вовсе, скорее большой холм. Они взбирались по склону, пыхтя и ругаясь, хватаясь за ломкие ветки. “О-о-х!” – застонал Эрик, когда добрались до вершины. Он вспотел и еле дышал – надо все же заставить его побольше двигаться.

– Эй, Эрик, – предложил Сергей, – давай бегать в Грейт-Киллс по выходным?

Эрик наморщил нос. Наверное, мысленно взвешивал физические тяготы еженедельных пробежек и эмоциональное удовлетворение от времени, проведенного с папой.

– Окей, – решился наконец.

Они сели на камни, с которых распахивался вид на Стейтен-Айленд.

– Гляди, пап, – сказал Эрик, по-прежнему тяжело дыша, – океан!

Да, на горизонте виднелась тонкая полоска океана. Ослепительно белая в солнечных лучах, как кромка льда.

Можно было просто сидеть и наслаждаться видом, а можно попробовать подъехать с родительскими наставлениями.

– Мне не очень понравилась игра, в которую ты играл, – произнес Сергей.