– Хорошо, идемте в медпункт. Мицуки, принесите чистых полотенец.

Она еще раз посмотрела на Генри, и он коротко кивнул, одними губами прошептав: «Потом». Кейт нахмурилась, но не стала спорить. Когда эти трое скрылись с глаз, Генри прямо обратился к Масамуне.

– Так с чем вы хотели покончить? Со мной?

Генри больше не боялся показаться резким, больше не нужно было изображать любезность и юлить. Ситуация изменилась, и теперь только Генри мог что-то изменить. Генри, а не кто-то другой.

– Тогда послушайте, что я вам скажу, – он ткнул Масамуне пальцем в грудь, и тот ошалело на него уставился, не веря в подобную дерзость. – Сората в опасности, и если вы будете вставлять мне палки в колеса, я не смогу ничего для него сделать.

– О какой опасности вы говорите? Вы бредите, Макалистер! Единственная опасность для моего господина это вы. Вы и ваши мистические фантазии. Пока вы не появились, он шел на поправку. Оставьте его в покое уже. Он бы забыл про «Дзюсан», рано или поздно. Вы понимаете? Рано или…

– Уже поздно! – Генри решительно его перебил. – Это вы позволили ему вернуться на остров. Вы недалекий идиот, Масамуне. И не вам диктовать мне, что делать, а что нет.

– Давайте отложим этот разговор до более спокойного времени, – предложил Фишер. – Вы остынете, и мы вернемся к проблеме, тем более что она уже встала ребром.

Макалистер вынужденно согласился. Он замерз, устал и чувствовал, как его трясет от злости не меньше, чем от холода. Он позволил Руми и Хибики увести себя из холла, но не стал отвечать на их вопросы, а поднялся к себе, взял сухую одежду и отправился в душ. Едва зайдя в раздевалку, он сразу увидел Сорату. Тот уже искупался и стоял возле запотевшего зеркала. Его лицо осунулось и приобрело нездоровый синюшный оттенок, скулы стали острее, а под глазами залегли глубокие тени.

– И ты тут, – только и смог сказать Генри. – Как… как твоя рана?

– Что со мной случилось? – глухо спросил Сората. – Я не помню. Откуда это?

Он поднял руку с забинтованной ладонью.

– Но ты защищал меня перед своим секретарем и перед Фишером, – Генри правда не понимал. – Ты говорил так уверенно…

– Я ничего не помню, – почти прошептал Сората и взялся за голову. – Ты спас меня, вытащил из воды. Мы сидели в домике смотрителя и говорили, а потом… Потом они направляли на тебя оружие. Генри, помоги мне, Генри. Помоги мне вспомнить, – он внезапно вскинул голову и бросил на Макалистера затравленный взгляд. – Я не сделал тебе ничего дурного? Мне кажется, я мог причинить тебе вред.

У Генри не нашлось слов.

– Нет, – сказал он. – Конечно, ты не мог этого сделать. Это был не ты.

Сората задумчиво сжал губы.

– Тогда ты должен все объяснить мне. Не сейчас, меня будут искать. Обещай, что больше не бросишь меня.

Он прошел мимо, легко коснувшись плечом плеча. В этом случайном касании было все, что искал Генри. Все, что он боялся, что уже потерял.

Разумеется, он обещает. Образ врага стал более четким. Генри разговаривал с ним, Генри начал понимать его. Может, он и не самый талантливый сыщик на планете, но было достаточно времени, чтобы сжать в кулаке все нити этого дела. И сплести вместе.

Кейт сидела на кровати и ждала его. Генри понял, что разговор будет непростым по тому, как прямо она держала спину. Будто готовилась держать оборону.

– Ты-то хоть не ранен?

– Нет, – Генри подошел к Кейт, хотел положить руку на плечо, но она сжалась, и он просто сел рядом. – Прости, что не могу рассказать всего. Это слишком сложно, слишком зыбко. Быть может, потом.

– Потом, – эхом отозвалась Кейт. – Все потом. Потом. И снова потом. А что, если это «потом» так никогда и не настанет?

Она запрокинула голову, глотая слезы. Когда она плакала, когда кто-то плакал, Генри ощущал болезненную беспомощность. Совершенно не знал, как себя вести. Особенно, если являлся причиной этих слез.

– Не говори глупостей, Кейт, – он неловко погладил ее по спине, твердой, напряженной. – Что значит, не настанет? О чем ты говоришь вообще?

– О том. Сегодня ты бегаешь по дому с чужим пистолетом. Потом пропадаешь и возвращаешься обратно мокрый и злой. А что будет завтра? Послезавтра? Мне… мне страшно при мысли об этом. Что с нами происходит? Что с тобой происходит, Генри?

Она посмотрела на него, а он все никак не мог решить, что сказать, чтобы успокоить ее и не сильно солгать.

Кажется, он думал слишком долго.

– Даже оправдываться не будешь? – немного удивленно спросила она.

– Кимура тонул, я вытащил его из воды и сделал искусственное дыхание, – ничего не выражающим голосом принялся перечислять Макалистер. – Как учили.

– А кровь? Порез на его ладони.

– Я не знаю, откуда он взялся. Наверное, порезался о камни.

– Ты лжешь.

– Я не лгу.

– Ты постоянно лжешь! – Кейт вскочила и нависла над Генри разъяренной фурией. Нет, отчаявшейся женщиной. – Вы с ним… с этим человеком ведете себя так, будто кроме вас тут больше никого нет! Вы глотку друг за друга перегрызете. Вы… Вы оба сумасшедшие. Он не пьет таблеток, что я ему приносила, я точно знаю. Нанами показала мне порошок, в который он их растолок и спрятал за батареей в комнате. Он хотел утопиться, так? Или утопить тебя? Кровь. Вы подрались? У него синяки на руках. А у тебя, – она схватила его за руку и силой задрала рукав свитера, – ссадины. Ну, что ты мне на это скажешь, дорогой?

У Генри голова пошла кругом. Ему казалось, никто ничего не замечает и не понимает. Пока они разбирались с делами потусторонними, не видели, что за ними наблюдают и делают неверные выводы. Это ошибка Генри и ему с ней разбираться.

– Ты все неправильно понимаешь. Сората ни за что бы не причинил мне вреда. Он мой друг.

– Он псих! – Кейт трясло. Она прижала ладонь ко рту и покачала головой. – Лучше бы ты его не спасал.

Ее последние слова ударили как набат. Генри показалось, он ослышался.

– Прости? Что ты сказала?

– Я сказала, что без него все было бы иначе. Лучше. Я хочу, чтобы его не было между нами.

Это стало последней каплей. Они с Кейт на протяжении последних месяцев оба добавляли лишнего в чаши своего терпения. Причиняли друг другу боль, выдавая это за любовь. Но это была не любовь, а эгоизм. И чаша Генри треснула.

– Хорошо. Ладно, – он поднялся, вытер вспотевшие ладони о брюки. – На этом все, Кейт. Это конец.

Он вышел за дверь, не оборачиваясь на замершую посреди комнаты девушку. Жестоко? Наверное. Скорее всего, даже очень. Макалистер остановился и прислушался к себе. Ему тоже больно, но он чувствовал, что эта боль принесет облегчение, быть может, не прямо сейчас, но очень скоро они оба поймут, что так будет лучше. Короткая боль лучше нескончаемых мучений.