Кристиан рассмеялся, и этот смех был таким холодным, что сердце Авизы покрылось льдом.

– Возможно, твою жизнь упрощает то, что ты знаешь, когда, где и с кем быть честной.

– Я не могла сказать тебе правду. Я хотела быть честной, ноне могла.

– Из-за королевы?

– Она просила меня никогда не говорить тебе, почему она отправила меня из аббатства Святого Иуды.

– Аббатства?! – Кристиан чуть не поперхнулся этим словом. – Так ты монахиня?

– Я слуга королевы Алиеноры.

Авиза уже упрекала себя за то, что выболтала больше того, что ему было известно. И в голове ее зазвучали слова королевы: «Ты должна удерживать его подальше от Кентербери и в то же время не сделать ничего, что помогло бы ему связать тебя с аббатством Святого Иуды. Значение аббатства для меня утратит смысл, если кто-нибудь еще узнает о цели, с которой было основано аббатство, и о том, что там тренируют девушек, дабы они служили мне во времена смуты».

– Ты должен считать меня слугой королевы, Кристиан.

– В твоих словах нет смысла. Ты снова мне лжешь?

– Нет. К чему мне лгать? Тебе уже известно, почему я здесь.

Авизу терзало чувство вины, но если она поведает Кристиану больше положенного, погубит аббатство.

– Для того чтобы оберегать меня, как едва ковыляющего на неверных ножках младенца, неспособного даже самостоятельно пересечь зал?

– Королева не хочет, чтобы кто-нибудь, кем она дорожит, оказался замешанным в ссору между королем и архиепископом.

– Она могла бы послать мне приказ держаться подальше от Кентербери, пока Генрих и Бекет не встретятся снова.

Авиза потянулась к Кристиану, чтобы взять его за руку, но он отдернул кисть и спрятал ее за спину.

– А ты бы послушался ее просьбы?

– Когда я присягал на верность королю, то я имел в виду и его семью.

– Неужели ты не понимаешь? Вот почему королева послала меня удерживать тебя подальше от Кентербери. Если бы король призвал своих людей помешать архиепископу поднять народ против короля, она понимала, что ты ответил бы на этот призыв.

Кристиан промолчал.

– Ты подчинишься желанию королевы? – спросила Авиза.

Кристиан, не отвечая, пристально смотрел на нее.

– Пожалуйста, скажи мне, что ты собираешься делать!

С минуту Авиза думала, что он ответит, но он лишь склонил голову в поклоне и удалился. Авиза хотела окликнуть Кристиана, но удержалась. Он все равно не ответил бы.

Сжимая рукоять меча, Авиза скользнула на колени и прижалась лицом к лезвию. Она плакала, сознавая, что проиграла битву, которую надеялась выиграть.

Зал наполняли веселые голоса и смех. Эль выплескивался на пол из чаш, когда их сдвигали, чтобы чокнуться в честь праздника. Менестрели играли, щебетали и кувыркались, к восторгу бегавших вокруг детей, чьи волосы были украшены зеленью, вплетенной в них.

Авиза шла сквозь их шумные ряды, и радость людей не затрагивала ее, погруженную в свою печаль. Кое-кто из веселящихся поглядывал на Авизу, потом возвращался в ряды празднующих Рождество. Никому не хотелось портить себе настроение. Хотя двенадцать дней гуляний, пиров и развлечений официально начинались только после полуночной мессы, все домочадцы лорда уже вовсю веселились и не желали, чтобы им мешали.

Бочком пробираясь через толпу в битком набитый народом зал, Авиза услышала, как ее окликнули по имени. Она остановилась, увидев Мавизу. Рядом, уставившись в пол, стояла Эрмангардина. Лица девушек были такими же пустыми и отрешенными, как ее сердце.

Как только Авиза приблизилась к Эрмангардине и Мавизе, последняя сказала:

– Нам надо немедленно поговорить с тобой.

– Мне тоже.

Авиза стояла так, что ей была видна большая часть зала. Она не хотела, чтобы кто-нибудь подслушал их разговор. Мысль об этом вызвала у нее горький смех, впрочем, застрявший в горле и обжегший его болью. Скоро все в замке узнают, как она обманула Кристиана, и снова он будет обесчещен.

– Кристиан знает, что королева послала меня, чтобы удержать его от поездки в Кентербери. Только три человека здесь знали правду об этом.

Мавиза посмотрела на Эрмангардину:

– Скажи ей.

Девушка сжалась, и по лицу ее покатились слезы.

– Зачем ты сказала Кристиану правду? – спросила Авиза, стараясь говорить спокойно и без гнева.

– Я не говорила ему! – Эрмангардина схватила Авизу за руку. – Я дала клятву не рассказывать ничего сэру Кристиану. Я никогда не рассказала бы ему!

– Ты сказала кому-то другому?

Девушка кивнула.

– Кому?

– Сэру Гаю Ловеллу.

– Но зачем тебе было говорить ему?

Эрмангардина в отчаянии начала раскачиваться взад и вперед, словно яростный ветер сотрясал все ее тело. Распущенные волосы девушки не скрывали ее лица – оно было искажено страхом. Этот страх был знаком Авизе. Где-то в желудке у нее возникло тягостное ощущение, будто он был полон прокисшего молока.

– Эрмангардина? – окликнула она уже мягче. Девушка подняла голову, и Авиза увидела лицо, залитое слезами.

– Эрмангардина, скажи мне, что произошло между тобой и Гаем Ловеллом?

– Он пытался... Он зажал меня в углу и... – Она прикусила нижнюю губу, и слезы снова потекли по ее лицу.

– Понимаю.

Авиза обняла дрожащую девушку и прижала к себе. Она не хотела, чтобы Эрмангардина видела ее лицо – оно было искажено гневом. Авиза положила конец пошлым домогательствам Гая, ударив его так, что он свалился без чувств. Эрмангардина была вынуждена прибегнуть к другому способу, и Авиза не осуждала ее за то, что девочка рассказала ему все, чтобы он только оставил ее в покое.

– Мы уедем завтра, как только взойдет солнце, – сказала Мавиза.

– Да. – Авиза пригладила волосы Эрмангардины и отвела их от лица, залитого слезами. – Я буду скучать, но вам действительно слишком опасно оставаться здесь.

– А ты не поедешь с нами? – спросила Эрмангардина, продолжая всхлипывать.

– Моя задача еще не выполнена.

Девушка обхватила ее руками:

– Мне так жаль.

– Знаю. – Поцеловав девушку в лоб, Авиза сказала: – Идите и приходите завтра утром попрощаться перед отъездом.

Мавиза кивнула и, обняв Авизу, поспешила через холл. Авиза не тронулась с места до тех пор, пока они не исчезли в толпе. Потом она выскользнула из холла.

Одна.

Кристиан поднимался по лестнице. В коридоре верхнего этажа не было ни души, потому что домочадцы де Соммервиля, напившись, с головой ушли в празднование Рождества.