Ургин повысил голос:

– Делай, что приказано, Григорий! Я остаюсь здесь, покуда царская семья не покинет Москву и не будет в безопасности. А вот после все уйдем.

– Коли будет где идти!

– По той же реке уйдем. Но все! Высылай гонца, прикажи ему, чтобы дождался, покуда ладья не отойдет от причала. Сам будь у дворца.

– Понял. Андрюху Прыгуна пошлю. Он везде пройдет.

– Гриша, если нашим ратникам надо своих близких вывезти из города, то отпусти их. Но чтобы после, когда возможность будет, вернулись. Не смогут, всем сбор в Воробьеве. Давай, Гриша, я во дворец.

– Полыхнет он скоро!

– Гонца домой, Гриша, мигом!

– Да, понял. – Тимофеев растворился в дыму пожарища.

Ургин поднялся в царские палаты. Там вместе с Иваном находилась и царица Анастасия.

– Ты прав, Дмитрий, мое присутствие в Кремле ничего не даст, – сказал государь. – Поэтому я решил покинуть Москву. Царица поддержала меня. Прикажи, чтобы подали коней да возок к дворцу. Если осталась стража, то и ее!

– Я лично буду сопровождать тебя, государь.

– А твоя семья?

– О ней побеспокоятся другие. – Ургин вновь выбежал во двор сильно задымленного Кремля.

Дворцовые слуги подвели коней, подготовили повозки, спешно укладывали в них лари, сундуки. Вскоре появился Иван с Анастасией, и царский обоз пошел в сторону села Воробьево, летней резиденции русских царей. Оно стояло на высоком обрывистом берегу. Эта местность назывались Воробьевыми кручами или горами.

К вечеру царская семья прибыла на место и остановилась в деревянном дворце, построенном еще по приказу Василия Третьего, отца Ивана. Молодой царь соскочил с коня, тут же подошел к обрыву и стал смотреть на город, охваченный пожаром. К этому времени буря улеглась. Черный дым огромными столбами поднимался высоко над Москвой и был виден издалека.

Царь, сутулясь, вошел во дворец. Он сильно переживал бедствие, обрушившееся на Москву.

Ургин не стал его беспокоить, пошел в дом, отведенный ему. Там он встал на колени пред образами и стал неистово молиться.

Под утро из Москвы приехал боярин Иван Федоров. Он отправил семью в свою вотчину, остался в городе и стал свидетелем того, что происходило на Москве после отъезда царя.

– Буря затихла где-то ближе к вечеру, а пламя бушевало всю ночь, понемногу слабело, – рассказывал Федоров. – Вся Москва-река была забита стругами, ладьями, лодками, дороги – конным и пешим людом. Огонь ослаб часа в три, но развалины курятся до сих пор и дымить будут еще долго. Люди бродили по городу словно тени, с обгоревшими лицами, опаленными волосами, в черной от копоти одежде, кликали детей, жен или мужей, родителей. Немало народу в Москве погорело, а еще больше от дыма задохнулись, особо немощные да дети. Видал я бабу одну, почти голую и без волос. Обгорела шибко, из пепелища вышла, на руках чурбан черный. Подумал было, ларь какой несет, что ли? Да люди подсказали, что это ее полугодовалое дите. Искала, нашла и недолго прожила после этого. Упала у канавы да померла. Таких тел я видел много, особо на самом пепелище. До сих пор эта жуть пред глазами стоит. – Боярин Федоров вздохнул и присел на лавку.

– Великая беда постигла нас, – сказал Иван. – Такой до сих пор не случалось. Но сиднем тут сидеть нам не след. Работы впереди непочатый край. Тела из пепелища вытащить да захоронить по-людски, разобрать развалины и начать строиться. Слава Богу, лесу у нас много, рабочих рук тоже хватает. В уделы сегодня же отправить грамоты со строгим наказом, дабы прислали в Москву побольше хлеба, мяса, пшена, мастеровых людей! А нам надо возвращаться в Москву. Мы должны быть с народом. – Иван неожиданно закашлялся, схватился за грудь.

Дмитрий бросился к нему.

– Что с тобой, государь? Помочь чем?

– Ничего, – сквозь кашель произнес царь. – Пройдет. Помощи не требуется. Пойду только полежу маленько, слабость сковывает.

Но помощь Ивану все же понадобилась. Встать с кресла он смог, но тут же покачнулся. Если бы не Ургин, то царь рухнул бы на пол.

Вельможи заволновались.

Ургин, поддерживая побледневшего Ивана, сказал им:

– Государь сказал, что делать, так исполняйте не мешкая.

Дмитрий увел Ивана в спальню, уложил на постель, не разбирая ее и не снимая одежды с государя. Он только ворот позолоченный расстегнул и сам присел на лавку.

В помещение вошла Анастасия.

– Что с государем, князь?

– Не знаю, царица, – ответил Ургин. – Вроде все нормально было. Потом Иван Васильевич выслушал новости, принесенные из Москвы боярином Федоровым, отдал приказы, и его захлестнул кашель. Он сказал, что чувствует немочь, хотел сам пойти, да чуть не упал. Я помог государю устроиться на постели. Надо бы позвать лекаря.

– Так позови, князь, – попросила Анастасия. – А я тут посижу.

– Слушаюсь, царица.

Но Иван открыл глаза и сказал:

– Погоди, Дмитрий. – Он перевел взгляд на супругу. – Не надо лекаря, Настя! Хворь моя не телесная, а душевная. Ты пойди к себе, голуба моя, мне с князем поговорить надо. Потом приду.

Кроткая и послушная Анастасия удалилась.

Иван произнес:

– Такого со мной никогда не было. Кашель одолел неожиданно, да так, что не продохнуть. Пелена какая-то, слабость, боль в голове. Стены видел, бояр, тебя, все слышал, понимал, но как-то призрачно. Мне трудно объяснить свое состояние, оттого и говорю путано. Я, Дмитрий, словно и был, и не был в палатах. А когда стал подниматься, так земля из-под ног ушла.

– Это от сильного переживания, государь. Сейчас-то как себя чувствуешь?

– Лучше, сознание прояснилось. Я вот что совсем забыл!.. Где митрополит Макарий? Жив ли?

– Я слышал, что жив, хотя и сильно пострадал. В Успенском соборе уцелел иконостас. Митрополит, задыхаясь от дыма, вынес из храма образ Богоматери, добрался до городской стены, к тайному ходу на Москву-реку, но воспользоваться им не успел. Люди стали спускать его со стены на канате, тот оборвался, и митрополит сильно расшибся. Владыку отвезли в Новоспасский монастырь.

– От кого слышал, Дмитрий? – спросил Иван.

– От князя Темкина.

– Слава Богу, митрополит выжил. Я вот думаю, князь, а только ли буря стала причиной пожара?

Ургин внимательно посмотрел на царя.

– Откуда такие мысли?

– А ты сам посуди. Слишком уж быстро, сразу во многих местах начался пожар. Если бы загорелся храм, от него ближние улицы, затем посад, то и вопросов не было бы. А что произошло? Москва полыхала так, будто город подожгли со всех сторон одновременно. Оттого и такие страшные последствия. Не был ли пожар делом рук слуг дьяволовых, имевших целью ценой гибели тысячи людей свергнуть или уничтожить меня, захватить власть? Мне доложили, что пожар якобы начался с того, что молния ударила в колокол храма Воздвижения. Слыхал? Молния! Но грозы вчера не было! Так какая может быть молния? Следует со всем этим разобраться, а до того посоветоваться с митрополитом. Завтра с утра едем в Новоспасский монастырь. Проведаем владыку, совета его послушаем, а заодно и людей в городе, посмотрим на последствия пожара, как ни тяжело видеть подобное.