– А разве нет?

– Надежды мало. Вижу, устал ты, да и люди еле на ногах стоят. Ты кликни Григория, он где-то у старого погреба. Накорми людей, если есть чем, да спать уложи. Завтра возвращайся в Благое. Григорий останется здесь. Я к царю в Воробьево. Поговорю с вельможами, у которых есть связи в ханстве, попрошу Ивана выделить отряд, пройтись по лесам, чтобы захватить кого из разбойников да потолковать с ними. Может, и появится ниточка, которая приведет нас к Ульяне с дочерью. Не верю в успех, но все возможное по их поиску сделать должно. Ступай, Алешка, я к себе. Меня не тревожить, если, конечно, только кто-то не принесет новость об Ульяне.

– Да, отец, сделаю, как ты наказал.

– Припасов в погребе на всех может не хватить, попробуй купить где-нибудь. Хоть и поздно уже, и торговцы в большинстве своем покинули город, но даст Бог, найдешь чего.

– Так у нас свои припасы остались, – ответил Алексей.

– Тем лучше. – Князь вздохнул, поднялся со скамьи и молча пошел в дом.

Утром он въехал в село Воробьево, у дворца передал коня прислуге и поднялся в царские палаты. Иван встал рано и уже сидел в кресле.

Ургин поклонился.

– Доброго здравия тебе, государь!

– И тебе здравствовать, князь. Что по семье?

– Ничего! Пропала Ульяна вместе с дочерью. Ты говорил, коль нужда возникнет, в помощи не откажешь.

– Да. Тебе нужна помощь? Скажи, какая?

– Сын говорил, что жена с дочкой могли попасть в руки разбойников. Вот я и хотел просить у тебя отряд ратников, пройтись по лесам, захватить кого из разбойников да учинить допрос. Они друг дружку знают, в дела разбойничьи посвящены…

– Я понял тебя, – прервал Ургина Иван. – Мысль дельная. Так могло произойти. Сегодня же отдам приказ отряду Головина пройтись по прибрежным лесам. Он знатный охотник на разбойников, немало этой сволоты переловил, еще более изрубил на месте.

Ургин поклонился.

– Благодарю, государь. Я хотел бы пойти вместе с отрядом.

– Я не держу тебя, Дмитрий, но поверь, это лишнее. Михайло Головин свое дело знает. Коли живы твои близкие, он об этом проведает. Давай надеяться на лучшее. Худо и без спроса само заявится.

– Еще раз благодарю, государь. Чем прикажешь заняться?

– В Воробьево обещал приехать протопоп Сильвестр. Помнишь его?

– Вчера только виделись.

– Встреть его и проведи сюда.

– Слушаюсь.

Ургин спустился во двор и тут же увидел немолодого человека, шедшего по улице с посохом в руке. Его длинные спутанные волосы опять развевались на ветру.

Сильвестр тоже узнал Дмитрия и подошел к нему.

– Здравствуй, князь!

– Здравствуй, отец, – ответил Ургин. – Государь ждет тебя, послал встретить. Ты что, пешком из столицы шел?

– Пешком много замечаешь из того, чего не зришь с коня. А посмотреть, послушать было что.

– Идем к государю!

Ургин провел Сильвестра до царских палат, оставил его наедине с царем и отправился к воеводе Головину.

Иван встал с кресла, вышел навстречу священнику.

Сильвестр поклонился.

– Здоровья тебе, царь!

– И тебе здравствовать, батюшка. Проходи, присаживайся на лавку, отдохни с дороги.

– Не время отдыхать. О чем хотел поговорить со мной, государь?

– О многом. Прежде всего скажи, в чем я так провинился пред Богом, что он послал на Москву великий пожар?

– В чем, спрашиваешь? А в том, что государство отдал во власть своих дядьев, князей Глинских. Они творят беззакония, а ты прощаешь их. Людей насмерть давят да секут, а ты их посылаешь подачки раздавать. Они заслужили самого сурового наказания, но ты, царь, не трогаешь их. Потому как, видишь ли, родня они тебе. Засилье Глинских уже невмоготу народу. А что в Новгороде, в Твери?.. В Пскове сначала Андрей Шуйский бесчинствовал, теперь Турунтай-Пронский, угодник Глинских. Да и в остальных уделах дела не лучше. Бояре, твоим именем посаженные на должности, грабят, унижают народ, а ты молчишь. Так зачем людям такой царь, слепой и глухой? Вот за это и наказал тебя Господь.

– Ладно, я оказался плохим царем, но в чем провинился пред Господом русский народ, чтобы и на него низвергать страшные беды?

– А народ, государь, видит бесчинства да воровство бояр. Вот он и уподобляется им. Совсем люди о Боге забыли. Брат встает против брата в междоусобицах удельных князей. А все вместе это порождает страшную ненависть. Господь велит нам любить. Мы перестали чтить эту святую заповедь, вот и поплатились. Тебе надо брать власть в свои руки, править строго, но справедливо. Навести порядок, приструнить бояр, кое-кого призвать к прямому ответу, проявить заботу о людях, показать всем, что на Руси есть царь, который правит государством. А до того покаяться пред Богом и людьми. Да, государь, ты не ослышался. Пред народом, холопами, смердами, как величают людей бояре, обнаглевшие без меры. Если не покаешься, не изменишь своего отношения к управлению страной, то люди не образумятся, не прекратят разрушать государство и святую церковь. Тогда Господь пошлет на всех нас кару пострашнее пожара.

– Что может быть страшнее огня, отец?

– Что, спрашиваешь? Бунт! Коли поднимется народ на Руси, то он сметет все на своем пути. Погибнет, захлебнется кровью страна, коей предначертано быть Третьим Римом. Наступит конец света. Все мы предстанем пред страшным судом и ответим за свои поступки. Вот к чему может привести бунт.

Царь ничего не ответил священнику. Еще никто и никогда не производил на Ивана столь сильное воздействие, как этот простой человек. Оттого царь молчал и слушал речи Сильвестра.

Разговор Ивана со священником длился более двух часов. Когда они вышли из дворца, придворные заметили, как изменился царь. Он словно повзрослел на несколько лет.

С этого момента Сильвестр постоянно находился при Иване. Слова ли священника Благовещенского собора так подействовали на царя, или, что вероятнее, устами Сильвестра говорили собственная совесть Ивана, здравый смысл и Божья правда, но они многократно усилили в молодом царе чувство долга и сознания истинного назначения царя – быть отцом народа.

Но речами и стремлениями волну народного негодования, вызванную великим пожаром и крайним недовольством боярским правлением, нельзя было остановить. Обстановка на Москве с каждым днем становилась все более угрожающей. Приказом царя разобраться с делом о волшебстве, ставшем якобы причиной огненной стихии, воспользовались противники партии Глинских.

Конюший боярин, князь Михайло Васильевич Глинский, благоразумно не стал дожидаться окончания следствия и вместе с матерью отбыл в свой удел, во Ржев. Брат же его Юрий остался в Москве и жестоко поплатился за это.

26 июня, в воскресенье, он вместе с другими боярами, князьями Федором Скопиным-Шуйским и Юрием Темкиным, протопопом Федором Барминым и другими недругами Глинских приехал в Кремль, на площадь, к пострадавшему от огня Успенскому собору, где заранее был собран народ. Князь Темкин спросил у людей, пострадавших от огня, кто виноват в пожаре.