— Король Зимояров вместо нее, — пояснил я почти будничным тоном.

Мне больших усилий стоило подавить дрожь в голосе. Демон падок до слез и страданий, поэтому моих слез и страданий он не получит. Еще не хватало, чтобы он решил продолжить веселье. Я за годы уже успел свыкнуться с ролью забавной игрушки. Нащупал узкую тропинку между угодливостью, которую он обожает, и неповиновением, которое приводит его в бешенство. В последний раз демон удосужился избить меня почти год назад — до выхода на сцену дражайшей Ирины. Но теперь-то есть кому его злить. А если он на кого-то зол, то под горячую руку обычно попадаю именно я, и тут уж ничего не попишешь.

Так что дразнить демона мне совсем не хотелось. Но предложение Ирины возымело действие: демон выскользнул из камина и свернулся вокруг меня, как мурлычущий кот. Язычки пламени время от времени лизали мне кожу, но демон больше не стремился причинить мне боль. Ничто не прикрывало меня от жгучих огненных пальцев: оставив нетронутым тело, демон превратил в клочья мою одежду. Ирина весьма не одобрительно фыркнула, когда я не позволил ей надеть одно и то же платье дважды. Она бы лучше раздала побольше милостыни бедным или прикормила каких-нибудь монахов-дармоедов. Очень вяжется с той праведной ахинеей, которую она несла. На самом деле я не жалея сил внушал всем, что царь никогда не появится в одном и том же наряде. А то чего доброго кто-нибудь начнет выпытывать: ах, государь, а где же ваши любимые штаны? А где те дивные сапоги для верховой езды, что были на вас три дня назад? Нет уж, увольте. Пусть обо мне судачат, будто я неисправимый мот — все лучше, чем чародей. И моя супруга должна полностью мне соответствовать.

— Как?.. — дохнул мне в ухо демон. Огненные когти вцепились мне в плечо, и спину опять пронизала острая боль. Я стиснул зубы, чтобы не закричать: демон отстанет, если не давать ему повода. — Как она отдаст его мне?

— Подробностей она не рассказала, — выдавил я. — Сказала только, что он умеет продлевать зиму.

Демон издал приглушенный рык и отпрянул от меня, оставляя на ковре дымящиеся следы по пути к камину. Я прикрыл глаза и несколько раз вдохнул и выпрямился.

— Она частенько лжет, однако где-то же она прячется, — сказал я. — И две метели в июне — это все-таки что-то из ряда вон.

— Да-да, — прокряхтел демон себе под нос, лениво пожевывая полено. — Королевство свое спрятал он надежно, мне нельзя там бывать, а Ирине можно… Но сможет ли она привести его сюда?

Иринины убедительные объяснения я пропустил мимо ушей. И ни на миг не поверил, что она действует в моих интересах. Однако надо признать: кое-какие ее доводы и впрямь блестяще продуманы.

— Попытка не пытка, — заметил я. — Если у нее ничего не выйдет, мы ничего не теряем. А если выйдет… думаешь, ты справишься с ним?

Он разразился трескучим смехом, плюясь искрами.

— Уж я утолю свою жажду, напьюсь вдоволь, — пробормотал он себе под нос. — Только пусть поторопится! Цепь нужна из серебра, чтоб его пленила, да кольцо из огня, чтоб иссякла сила… Приведи его! — прошипел он, обращаясь уже ко мне. — Приведи его и подготовь как должно!

— Она требует, чтобы ты дал ей слово, — ответил я.

Поразительно, до чего охотно Ирина верит посулам бесовского отродья — при ее-то уме и благочестии. Хотя она ведь верно рассудила: вот я, скажем, заключил сделку с демоном, чтобы воссесть на престол, — и пожалуйста, престол мой, а с ним и все радости царской власти. Правда, я бы на ее месте поостерегся: мой пример та еще наука.

— Да-да, — откликнулся демон. — Быть ей царицей в короне из золота. Все, что она пожелает, я дам ей. Только пусть приведет его ко мне!

Ну что ж, мне остается только поздравить себя. Как я и предполагал: до конца дней своих я накрепко прикован к дражайшей неотразимой Ирине. Со всеми вытекающими последствиями.

* * *

За вязанием ночь пролетела незаметно, а под утро Ирина ушла назад, к демону. Как она ушла, я разгладила шерсть ладонями, и пальцы у меня вдруг задрожали, чего не было, пока я вязала. Я сделала узор из цветов и гибких стеблей — вышло покрывало на свадебное ложе. И мне отчего-то казалось, что едва я смыкала веки, как цветы и стебли принимались расти сами, быстрее, чем в моих руках. Я вздремнула немного у огня, а тяжкий шерстяной покров давил мне на колени. Но дверь опять распахнулась, и Иринина рука легла мне на плечо. Лицо у нее было такое закаменевшее, что я поначалу с испугу даже отшатнулась, но потом признала ее:

— Напугала ты меня, Иринушка. Что, уже снова ночь?

— Нет, — ответила она. — Мы договорились. Он не тронет меня, если получит короля Зимояров. Идем. Мы едем в Вышлю прямо сейчас. Нам нужно быть там через два дня.

Вязание я оставила на постели. Может, кто-нибудь забредет в эту хижину, так оно и пригодится еще. С Ириной спорить я не стала. Она была сейчас вылитый отец, хоть и не ведала об этом. Потому я сразу поняла, что спорить бесполезно. Ее отец так же глядел, когда стоял в кабинете прежнего герцога. И когда вел Ирину под венец. Он себе избрал путь, и никто его с того пути не свернет — это у него на лице читалось. Вот и у Ирины такое же лицо было.

Хорошо хоть не придется больше мерзнуть, подумала я, снова очутившись во дворце, в безмолвных покоях с блестящими зеркалами и золотой арфой, играть на которой было некому. Но на окнах лежал снег, а в камине не горел огонь, и нечем мне было согреть озябшие руки. Во дворце все носились как полоумные; слуги сновали по залам и, лишь завидев Ирину, останавливались и кланялись. А она каждого выспрашивала, как его зовут, и когда слуга или служанка уходили, трижды повторяла имя. Ее отец тоже так делал, когда к нему в войско поступали новые люди. Но Ирине выпало тягаться с демоном и бесом: какой ей прок в этих судомойках да лакеях?

Я прошла следом за Ириной во двор: королевская упряжка уже стояла готовая — величавые сани, не иначе как нынче утром расписанные золотом и белилами. И царь был тут же — в черных мехах с золотыми кистями и перчатках из красной шерсти с черной меховой оторочкой. Чванливый юнец — как он таращится на мою девочку, а мне не под силу больше беречь ее.

«Магра, царь — колдун», — сказала она однажды. Ей минуло тогда девять лет от роду, а волосы у нее уже были как полноводная темная река — так и текли под серебряным гребнем. Мы сидели с ней у огня в той комнатушке, во дворце прежнего царя. «Царь — колдун». И так спокойно она это произнесла, словно не боялась накликать лиха. Словно ей все равно, кому этакое говорить: придворным за праздничным столом или старой нянюшке, что помогает ей выбраться из ванны. А ведь она и была-то всего-навсего дочкой герцога, молодая жена которого уже ходила на сносях.

Я тогда шлепнула ее по щеке щеткой для волос и строго-настрого наказала не болтать о таких вещах. Но вышло только хуже. Она потерла щеку, на которой уже таял румянец, и настойчиво, будто это и впрямь ей было важно, сказала: «Но это же правда. — И прибавила: — Он подбрасывает мне мертвых белок».