Следующая дверь была сорвана с петель какой-то гигантской силой, доски разбросало по всему туннелю, одна даже вонзилась в стену. Шагнув в комнату, я обнаружил пустую вагонетку, сбитую с путей. Прямо за ней к стене привалилась лошадь. Она зажала мальчика лет двенадцати, положившего голову и руки ей на спину. Казалось, будто мальчик и животное спят. Но они не спали.

Конечно, я был готов к этому, но зрелище первого трупа ошеломило. Меня бросило в пот, когда я поднял мальчика и положил в вагонетку, которую поставил обратно на пути. Даже не знаю, отчего он погиб: от взрывной волны или от дыма, застилавшего глаза? Лишь пару минут спустя я сообразил, что его присутствие должно указывать на забой выработки.

— Кто-нибудь слышит меня? — позвал я. — Есть тут кто живой?

Молчание.

Я направился по этой же ветке и наткнулся на другую дверь, тоже оторванную. Рядом с ней я обнаружил тело мальчика чуть младше.

В конце концов я понял, что спасать почти некого.

Я вернулся за вагонеткой и подтолкнул ее по колее ко второй двери. Положил младшего мальчика рядом с первым и втолкнул тачку в следующую комнату.

Там были раскиданы лопаты и кирки, а также пустые деревянные бадьи с изогнутыми доньями, напоминавшими полозья. Посреди инструментов валялись двое в неестественных позах. Я положил их на дно тачки, а тела поменьше переместил наверх.

От этой комнаты отходило несколько малых туннелей — всего пару футов высотой, где как раз велась работа. Опустившись на колени, я поднес свет ко входу в первый туннель: там блеснул тонкий пласт угля и показалась нога в сапоге. Я вцепился в нее и потянул. Порода осыпалась, и туннель обрушился. Я разгреб глыбы угля и рыхлую землю. Освободив тело, погрузил его на тележку.

В следующем туннеле лампа осветила девочку лет шести, с личиком, почерневшим от угольной пыли. Я ухватил ее под мышки, рассчитывая вытащить без труда, но не тут-то было. Этот туннель тоже обвалился. Я подкопал тело. Ремни и цепи на талии ребенка соединялись с тяжелым предметом, который был похоронен под завалом. В такой тесноте не удалось развязать ремни, потому я просто схватил цепи и выдернул тяжесть из-под засыпавшей ее земли. Полностью откопав девочку, я увидел, что она была запряжена в одну из кривых бадей, точно лошадка.

Казалось, ее тело было тяжелее других. Я положил его сверху. На щеке девочки блеснула слеза. Сердце екнуло, но я тут же понял, что слеза не ее.

Вот оно как. Быть человеком — значит умирать.

А я-то, буквально сотканный из смерти, все равно не принадлежал к человечеству.

Я прислонился к вагонетке и вцепился в ее стенки для упора. По сравнению с тем, что я увидел, мое собственное существование, всегда казавшееся мне жалким, было безудержным прославлением свободы. Я считал себя несчастным, не догадываясь, что это слово означало для других.

Сердце в груди сдавило, и я стал задыхаться. В комнате потемнело, лампа почти погасла. Воздух там был скверный, но я не заметил тусклого пламени. Я толкал вагонетку по рельсам обратно к главному туннелю. Вдруг земля подо мной затряслась сильнее, чем раньше.

Затем послышался негромкий стон.

— Эй! — Возможно, от вибрации кто-то очнулся. — Где вы?

Я так запыхался, что мог только шептать. Я выставил вперед лампу, надеясь, что она не погаснет.

— Сюда… Сюда…

За следующей раскуроченной дверью лежал мальчик, отброшенный к стене за вагонеткой. Вероятно, тележка отчасти заслонила его от взрыва, хотя мальчика оглушило, а лицо его заливала кровь из глубокой раны, рассекавшей весь лоб.

— Закройте дверь, — слабо произнес он, пока я нес его по сводчатому проходу.

Дарби объяснил, что двери в туннелях служат для вентиляции, их открывают и закрывают дети, сидящие в темноте и ждущие вагонетки. Мальчик пробормотал, задыхаясь:

— Бенни сказал, чтобы я никогда… не оставлял ее открытой… Закройте дверь.

Я шепнул ему, что все в порядке.

Мне очень не хотелось класть живого к мертвым, но другого места для мальчика не было. К счастью, он не открыл глаз и не понял, кто его соседи.

В эту минуту свет потух.

Ориентируясь по рельсам, я толкнул вагонетку во тьму. Трупы были тяжелые, и хотя один оставшийся в живых облегчал ношу, я надрывался. Загрязненный воздух, погасивший лампу, обжигал легкие и высасывал силы. Когда он стал чище и я втолкнул тележку в первую комнату, ноги были ватные и не слушались меня. В изнеможении я рухнул на вагонетку.

До меня донеслись далекие голоса. Я понял, что был не один. Взяв на руки ребенка, я на ощупь прошел остаток ветки и через последний сводчатый проход попал в главный туннель. На последнем издыхании я выкрикнул:

— Сюда… тут мальчик… живой…

Я оперся о стену. Заплясали световые круги, и ко мне поспешили двое. Один хотел забрать мальчика, но я не отдал.

— Я могу идти, — сказал я. — Но прямо за дверью вагонетка с телами. Толкал, пока хватало сил.

Они поставили одну лампу у моих ног и выкатили тачку вдвоем, поражаясь, что я проделал столь долгий путь в одиночку, да еще при таком скверном воздухе и с кровоточащей раной. В тележку они не заглядывали, лишь посмотрели на мальчика.

— Это Томми Саттон, — сказал один и всмотрелся мне в лицо. — Да вы же Дьявол Дарби!

— Так меня прозвали?

— Да, и еще по-всякому. Наверху узнаете. — Он показал на мое плечо: в одном месте повязка отстала, обнажив безобразную рану. — Там врач пришел. Когда поднимете мальчика, вас перевяжут.

Они покатили вагонетку обратно к лифту, а я нес мальчика под мышкой, уложив его голову себе на плечо. Мальчик дышал все ровнее. Наконец он незаметно обнял меня за шею, словно спал дома и подтягивал подушку. Изредка мы встречали других спасателей, и каждый спрашивал, что это за мальчик.

Когда мы прибыли, лифта не было на месте, но в шахте эхом отдавался его грохот. На деревянных опорах висели безопасные лампы, освещая комнату, где сходились главные туннели. Один из мужчин поднес мне целый ковш воды из бочки.

— Нам незачем ждать вместе с вами, — сказал горняк. — Просто позвоните в колокольчик, когда войдете в клеть и будете готовы.

Он отправился вслед за другим шахтером обратно в туннель.

Едва клеть остановилась, два человека вытолкали из нее пустую вагонетку. Посмотрев на мою, с грудой трупов, они кивнули и молча затолкали ее в клеть. Я втиснулся сзади, держа мальчика на руках, и позвонил.

Трудно сказать, сколько времени прошло с тех пор, как я спустился вместе с Дарби. Лифт поднимался с головокружительной скоростью — видимо, подъемник уже починили. Я крепко обнимал мальчугана и жаждал увидеть свет.

Когда я выбрался наверх, десятки женщин громко запричитали и протянули руки к ребенку, но утешилась лишь одна.