Рен тоже расстроилась, когда Кэт рассказала ей об этом. Утром в день своего восемнадцатилетия они валялись в кровати.

– Кэт, просыпайся, пойдем за сигаретами.

– Не могу. Собираюсь посмотреть фильм для взрослых – в кино. А потом распланирую дальше.

– Ого! А давай сбежим с уроков и посмотрим «Пятьсот дней лета».

– Рен, ты же понимаешь, что это означает?

Кэт подняла глаза на гигантскую карту Уотфорда, которую они приклеили скотчем к потолку. Как-то на Рождество отец заказал ее кому-то из дизайнеров.

– Это означает, – ответила Кэт сама, – что мы слишком старые для Уотфорда.

Рен прислонилась спиной к изголовью кровати и тоже посмотрела наверх:

– Да уж, ты права.

– Конечно, я не считала ее реальной, – через минуту сказала Кэт, – даже когда мы были совсем маленькими, но все же…

– Но все же… – вздохнула Рен. – Теперь мне и курить расхотелось, тоскливо как-то.

Рен, несмотря на красивую прическу и симпатичных бойфрендов, как раз была такой занудой. Если бы Кэт все-таки нашла магическую лазейку, кроличью нору или дверь внутри шкафа, то отправилась бы в другой мир вместе с сестрой.

Возможно, Рен и сейчас пошла бы с ней, даже учитывая натянутость в их отношениях. Еще одно достоинство магического портала. Будет предлог позвонить Рен.

Но Ливай не относился к занудам – он слишком любил реальность. Для него Саймон Сноу был лишь персонажем из истории. А истории он обожал.

Начав встречаться с Ливаем, Кэт перестала успевать с публикациями «Так держать, Саймон!». С одной стороны, это было нормально: не такая уж она и зануда, чтобы ставить написание любовных сцен с участием парней выше реального общения с бойфрендом.

А с другой стороны… оставалось меньше трех месяцев до выхода в печать книги «Саймон Сноу и Восьмой Танец», и к тому времени Кэт должна была закончить «Так держать!». Нет, обязана. «Восьмой Танец» завершал сагу о Саймоне Сноу, подводя всему итог, поэтому Кэт торопилась написать собственный финал. Раньше, чем Джемма Т. Лесли закроет занавес.

Теперь Кэт могла готовиться к занятиям при Ливае. Ему тоже нужно было учиться – он садился на кровать и слушал лекции, иногда играя вместе с тем в пасьянс на телефоне. Однако сочинять в его присутствии она не могла. Не могла с головой уйти в Мир Магов, поскольку все ее мысли занимал Ливай.

Ливай был ростом метр восемьдесят, но Кэт казалось, что он выше.

Родился он на ранчо. В буквальном смысле. Роды прошли очень быстро: он рассказывал, что мама присела на лестницу и самостоятельно подхватила его. Отец перерезал пуповину. «Говорю тебе, – сказал Ливай, – это не так уж отличается от рождения телят».

Он жил в одном доме с пятью парнями. Водил фургон и считал, что все должны водить такую машину. На легковом автомобиле он словно ехал со связанными руками.

– А вдруг понадобится взять кого-нибудь на буксир? – рассуждал он.

– Не припомню ни одного случая, когда моей семье был нужен фургон, – как-то сказала ему Кэт.

– У тебя на глазах словно экраны, за которыми ты ничего не видишь. Ты не понимаешь возможностей больших габаритов.

– Каких, например?

– Можно самому привезти дрова.

– У нас нет камина.

– Тогда оленьи рога, – сказал Ливай, и Кэт фыркнула. – Или антикварный диванчик.

– Антикварный диванчик?

– Кэтер, однажды, когда ты поднимешься ко мне в комнату, я буду развлекать тебя на моем красивом антикварном диванчике.

Когда Ливай говорил о ранчо, своей семье или фургоне, его речь замедлялась и даже появлялся акцент. Он растягивал слова. Гласные. Кэт не знала, делает он это специально или нет.

Фраза «когда ты поднимешься в мою комнату» стала между ними своего рода шуткой.

Встречаться в здании профсоюза или ждать, когда Рейган уйдет из комнаты, было необязательно. Они в любое время могли пойти к Ливаю.

Но Кэт до сих пор не допускала такого. Ливай жил в доме, как взрослый, а она обитала в общаге, как подросток, словно на испытательном сроке, перед тем как выйти на новый уровень.

Кэт со спокойной душой принимала Ливая в своей комнате, никак не связанной со взрослой жизнью. Там стояла ее односпальная кровать, а на стенах висели плакаты с Саймоном Сноу. И в любую минуту могла зайти Рейган.

Должно быть, Ливаю казалось, что его поймали в сеть и обманули. Раньше, когда они ничего друг для друга не значили, а Кэт считала, что он несвободен, она могла сидеть на кровати вместе с ним, засыпая нос к носу. Но теперь, когда они виделись (даже не встречались, а просто каждый день виделись), то лишь иногда держались за руки. А когда это случалось, Кэт старалась не обращать на происходящее внимания, просто не думать. Она никогда не прикасалась к нему первой.

Но ей очень хотелось. Боже, как же рядом с ним ей хотелось выкручиваться, словно кошка на траве среди маргариток.

Вот поэтому она не позволяла себе такого. Она была Красной Шапочкой, девственницей, а еще дурой. У нее перехватывало дыхание всякий раз, когда в лифте Ливай клал ладонь ей на талию, даже сквозь пальто она чувствовала его прикосновение.

Будь у них с Рен нормальные отношения, Кэт обязательно бы с ней поговорила.

Сестра сказала бы ей не быть дурой: «Мальчишки так сильно хотят тебя потрогать, что им плевать, насколько ты опытная».

Но Ливай не был мальчишкой. Он не обливался потом, желая в первый раз залезть кому-нибудь под кофточку. Он уже проделывал такое, а может, просто снимал их.

От этой мысли Кэт задрожала. Потом подумала о Рейган и затряслась еще сильнее.

Конечно, Кэт не собиралась навеки оставаться девственницей. Но она хотела заняться любовью с кем-то вроде Эйбела – более никчемным и неопытным, чем она. С тем, в присутствии кого у нее не подгибались колени.

Если судить объективно, то, пожалуй, Эйбел был симпатичнее Ливая. Эйбел занимался плаванием. У него были широкие плечи и крепкие руки. И волосы, как у Фрэнки Авалона. Так любила говорить бабушка Кэт.

Ливай был тощим и долговязым, а его волосы… Ох уж эти волосы! Но рядом с ним Кэт чувствовала себя раскованной и даже разнузданной.

Иногда он закусывал нижнюю губу и изгибал бровь, словно решая, стоит ли ему засмеяться… Безумие!

Затем если он все же смеялся, то сперва тряслись плечи, а брови сходились на переносице – они были совершенно неприличными. Если бы его брови что-то решали, то Кэт давно бы поднялась к нему в комнату.

Она понимала, что если взглянуть на все рационально, то, по вине бесстыжих бровей, между хождением за ручку и сексом оставалось еще невспаханное поле. Но она мыслила не рационально. Рядом с Ливаем становилась подобной скользкому льду.