Возможно, Дамблдор еще пообещал что-то лично Гринграссу, тут не уверен. В остальном они готовы договариваться. Если же мы начнем новое противостояние, то… сам понимаешь. Деньги любят тишину, и такая война вредит не только им.

— Да все я понимаю, — выдохнул я, восстанавливая ментальные щиты. — Делай как будет лучше, доверюсь тебе. Что же до Эйвери, я с ним поговорю… После суда.

— Я слышал, что твой адвокат все же продавил апелляцию, несмотря на все препятствия, — пригубил шампанского Люциус. — Как тебе это удалось? В смысле, пройти Гринграсса.

— Не то, чтобы это заслуга адвоката… — поморщился я, вспоминая письмо Лавгуда, в котором он попросил о встрече в кафе.

Это произошло на следующий день после объявления результатов, то есть вчера. Утро начиналось как нельзя лучше — «легкий» английский завтрак, приготовленный Кричером, тренировки и курс зелий, уже даже не казавшихся такими противными. К тому же Андромеда и Тед уже собирались обратно, из своего отпуска, и старому дому не долго ещё оставаться пустынным.

За завтраком я обычно разбирал почту и сразу увидел написанное неразборчивым подчерком Ксенофилиуса письмо с просьбой о встрече. Никаких намеков, о чем пойдет беседа, в записке не содержалось, но я всё же понадеялся, что Ксенофилиус, а точнее его жена, решила все же присоединится к нашему альянсу. За прошедшее время я зарекомендовал себя только как меценат и в целом человек, поддерживающий реноме джентльмена. Возможно это побудило их изменить свое решение?

К сожалению, я все же ошибался.

* * *

— Здравствуй, Ксенофилиус, — протянул я руку для рукопожатия знакомому магу. Он сидел на том же месте в кафе Фортескью, где мы встретились в прошлый раз. Вид его был как всегда отстраненным, но в этот раз как будто больше обычного. Он был один, и вдруг я наконец понял, что послужило поводом для нашей встречи.

— Знаете, лорд Блэк, — поднял он отсутствующий взгляд, проигнорировав протянутую руку. — Жизнь иногда преподносит нам знаки, которые говорят о нашей судьбе. Эти знаки — словно указатели на перекрестках дороги времени.

Нужно просто их правильно прочесть… Почти всегда они предстают в нелепой форме, в виде звуков, ощущений, забытых вещей, неожиданных встреч, случайных слов. Но иногда — этот указатель настолько огромен и четок, что разум отказывается поверить в то, что кажется довольно очевидным если подумать…

— Что-то случилось? — спросил я его напрямую, желая, и в то же время подсознательно не желая слышать ответ.

— Вы и сами прекрасно знаете, Лорд Блэк, — грустно улыбнулся мужчина. —

Ведь именно вы стали тем указателем, в слова которого было сложно поверить…

— Не говорите мне…

— Все случилось так, как вы и сказали, — Ксено отвернулся, поджав губы, его лицо потемнело. — Пандора грезила своими исследованиями, буквально жила ими. И от вашего предупреждения она отмахнулась так же, как и от всего того, что мешало ей в своей работе. Поймите, эти слова были для неё нелепы… Но я все же прислушался к ним, и старался контролировать все, что может помешать моей жене и привести к озвученному вами итогу. Но вчера… Я просто не смог быть рядом, мое присутствие требовалось для того, чтобы помочь… Как же глупо это звучит сейчас. Политика, выборы, Гринграсс — это все было настолько неважно, как неважно и сейчас.

Он ненадолго замолчал, уставившись в окно, а я просто терпеливо ждал продолжения рассказа, зная его итог. Это было все равно что перечитывать книгу или пересматривать фильм, где, зная печальный конец. История раскрывается тебе по-новому, не так, как когда ты смотрел её впервые.

— Когда мы оборудовали лабораторию, я снабдил ее всем, чем только мог, ради безопасности Пандоры. В нее не мог проникнуть никто, кроме меня и моей жены. Но Луна… Она так похожа на маму, — лицо Ксенофилиуса осветилось вдруг, когда он начал рассказывать про дочь. — Любознательность, желание докопаться до истины. Презрение к преградам.

Пандора просто не могла не показать ей свои исследования. Я мог бы догадаться… Но вот, когда я должен был быть рядом, меня там не оказалось. Бедная Луна… Она даже ещё не понимает, что она сделала. Её воспоминания будто стерлись, я сказал ей, что мама заболела и сейчас в больнице…

— Так Пандора в Мунго?! — только и выдохнул я. — Это же хорошо! Простите, я не имею в виду… В моих видениях она должна была умереть.

— Есть вещи, которые намного хуже, чем смерть, — неожиданно тяжело сказал

Лавгуд. — Вы знаете, что Пандора дружила с Алисой Лонгботтом?

— Нет, не знал, — задумался я, вспоминая редкие разговоры с Фрэнком и Алисой, уже с трудом всплывающие в памяти. Впрочем, в последние годы перед падением Волдеморта у нас была практически одна тема для бесед, да и общался я, разумеется, больше с Фрэнком, чем его женой. Та небезосновательно считала меня повесой и человеком легкомысленным, да и проводила время больше в компании Лили, я в основном был с Джеймсом, Римусом и… — А они были подругами?

— Да, были, ещё со школы. Когтерван — это место, где собираются одиночки, но если ты обретаешь там друга, то обретаешь его на всю жизнь, — еще раз улыбнулся Лавгуд. — Алиса часто заглядывала к нам, помогала Пандоре с экспериментами. И когда с ними случилось… то, что случилось… Пандора захотела помочь. Придумать, как вывести их из того состояния.

— Пандора занималась менталистикой? — удивленно вскинулся я, не забыв после этих слов проверить чары конфиденциальности. Надо сказать, что мысли, как помочь бывшим друзьям посещали и мою голову, однако разум — сложная штука. Тем более — разум безумца. Нанятый Августой за огромные деньги немецкий магистр в ментальной магии еле выбрался из лабиринта их мыслей, констатировав, что скорее всего никто не сможет помочь несчастным, посоветовав окончить их бессмысленные страдания.

— Нет, разумеется нет, — ответил Лавгуд. — Пандора скорее… исследовала первопричину этой трагедии.

— Она исследовала Круциатрус? — спросил я, немного шокированный услышанным. Мало того, что это было незаконным, так и еще очень и очень опасным делом. И то, что Пандора изучала первое непростительное было как минимум неожиданно.

— Да, — кивнул Ксенофилиус. — Она пыталась понять, как именно это заклинание влияет на память, но выяснила — что оно скорее влияет на душу, и пыталась разработать контрзаклятье, чтобы повернуть эти изменения вспять. Но, на самом деле, это уже не важно. Эксперимент прошел неудачно, и теперь моя жена лежит в Мунго, рядом с теми, кому так старалась помочь.

— Ясно… — я не знал, что и сказать. Вряд ли ему сейчас помогут слова соболезнования. Не говоря уже о фразе «я же