— Хорошо платил этот герр Штайнер? — машинально задал следующий вопрос капитан

— Хорошо, не обманывал, отец даже его в поместье звал, в гости…

Подошел один из скаутов

— Сэр, лошади напоены.

— По коням. Направление… северо-северо-восток. Уходим с дороги. Выслать вперед усиленный дозор, удаление в полмили. Быть готовым к бою, передайте по цепи — у врага могут быть винтовки и пулемет. При контакте — обстрелять и сразу отход.

— Есть, сэр…

— И … возьми пацана в седло. У тебя лошадь хорошая…

* * *

К утру — они атаковали позиции импи…

Капитан Харрис разделил свой отряд на две неравные группы — головной дозор и основные силы. Головной дозор — к утру наткнулся на осаждающих переселенцев в скалах импи, нанес удар в спину — но как только импи начали разворачиваться, выделяя колонну для атаки нового противника — их было, по меньшей мере, десяток на одного белого — скауты сыграли отступление и растворились в предрассветной ночной черноте. Импи — уже не могли атаковать держащихся из последних сил переселенцев, часть из них — начала строить полевой лагерь с выставленными наружу кольями против атак кавалерии — а часть решила, что с них хватит. Такое часто бывает — при превосходстве сил властей мятеж прекращался как бы сам собой, оружие зарывалось в землю, раненых выхаживали в отдаленных краалях, практически никогда не удавалось установить, кто конкретно участвовал в мятеже, а кто — нет. Когда удавалось — мятежников конечно вешали, но чаще всего — не удавалось. А правосудие — требовало установить вину конкретных людей и даже белые — подчинялись выдуманным им законам. Как бы ни трубила уже тогда прикормленная пресса о творящихся на британских землях жестокостях… это тебе не германцы, которые разгоняли мятежи штурмовиками.

С первыми лучами солнца британцы, подгадав так, чтобы оно светило в лицо матабелам, мешая целиться — конной лавой атаковали лагерь…

Роберт помнил каждую деталь этой кавалерийской атаки. Скауты — дали залп из своих коротких карабинов, гранатометчики из гранатометов, а потом, сблизившись с полевым укреплением импи, перешли на револьверы и пистолеты. У каждого скаута — было по два пистолета или револьвера, но некоторые носили до шести в кожаных перевязях на груди — заранее снаряженных, чтобы не терять время. На короткой дистанции — скорострельное и разворотистое оружие было в разы эффективнее неуклюжих, перезаряжаемых ручным затвором Маузеров — а ведь у скаутов были и пулеметы. Огромный конь — нес их к затянутому дымом, наскоро сооруженному ненадежному полевому укреплению, казалось, что конь летит над землей по воздуху. Воздух был наполнен грохотом и пороховым дымом, отрывисто гремел Маузер, посылая во врага пулю за пулей. У самого укрепления — скауты без команды разделились, обскакивая его справа, Роберт запомнил распяленное в крике, залитое кровью лицо матабельского индуны — военного командира, которого можно опознать по прицепленным к поясу бычьим хвостам. И кто-то из скаутов, видимо уже раненый не смог повернуть коня, и тот на полном скаку врезался грудью в обожженные колья, конь и его всадник полетели на землю, избиваемые копьями и боевыми дубинками. А потом — вдруг все закончилось, только тяжело хрипел едва не загнанный конь, да во рту было солоно от закушенной в кровь губы…

* * *

Из поселенцев спаслись немногие…

Скауты — пробирались по горным тропинкам, искали тех, кто выжил, пытались оказать помощь. Среди них был и Роберт, он впитывал в себя все, что видел — кровь, кровь, кровь… кровь на камнях, кровь на земле, кровь на раскиданных среди валунов телах, и матабельских, и белых. Кровь застывшая, медленно текущая, сворачивающаяся…

Оцепеневший от ужаса разум холодно фиксировал происходящее. Белокурая девочка… лежит под матабельским воином, которого кто-то прикончил выстрелом в спину… нет, он не изнасиловал ее, просто не успел. Схватил, решил, что с него на сегодня достаточно и потащил в лагерь. Кто-то выстрелил — и пуля сразила их обоих. Может случайно. А может — и нет.

Тела, густо лежащие перед пулеметной позицией, оборудованной между двумя удобно стоящими валунами. Озверевшие импи, забыв про данное им огнестрельное оружие — лезли вперед с ножами и короткими копьями. Роберт слушал работников — матабелов, потому что понимал их язык: они рассказывали про великие битвы, столь великие, что телам не хватало места на земле, и они лежали друг на друге. Тут тоже самое — выпив просяного пива и обкурившись бума матабелы упорно лезли на пулемет и тела — лежали на земле грудой, скошенные пулеметным огнем. Потом — патроны кончились, и они забили до смерти пулеметчика.

Тело ребенка… кто-то из матабелов схватил его, но потом видимо нашел себе добычу получше. И чтобы ребенок не занимал руки — с размаху ударил его головой об валун, а потом бросил. Дальше лежали тела матабелов… наверное, это был один из них. А может — и нет…

Целая семья, изрубленная короткими боевыми копьями, больше похожими на гибрид копья, ножа и лопаты. Кровавое месиво…

А вот и его семья…

Отец — лежит на спине, откинувшись навзничь, скрючившиеся пальцы цепко держат двуствольное ружье — он отбивался до конца. В распяленном в крике рте — озерцо крови.

Неподалеку мать и сестра. Судя по позам — сестру пытались утащить, а мать не давала. Кровь, перемешанная с волосами — их убили ударами матабельских боевых дубинок по голове.

Неподалеку — брошенная винтовка с открытым затвором.

Роберт сел рядом с убитым отцом, обхватил руками колени и застыл…

* * *

Капитан Эдмунд Стивен Харрис наблюдал за мальчишкой, стоя на склоне в нескольких метрах. Смотрел и напряженно думал.

Так получилось, что у него не было семьи, и он знал, что семьи — не будет. В молодости — у него, как и у всех была девушка, которая предпочла ему сына богатого мясника, и капитан не держал на нее зла. По крайней мере — сыну мясника светило наследство в виде богатой мясной лавки, нескольких мест на рынке, налаженных связей со скотоводами. Ему светило одно из двух: либо торжественные военные похороны с заунывным воем волынки, либо — безымянная могила где-нибудь в Африке, и то хорошо если похоронят — а не просто бросят на растерзание зверью. Говорят, что женщинам нужна романтика — но все это полная ерунда. Женщине не нужна романтика — ей нужна семья. Настоящая, с детьми, с домом, с работой на огороде, с ожиданием мужа с работы, с воскресными походами в церковь. Ничего этого — он дать не мог. Он сам выбрал свой путь — причем примерно при таких же обстоятельствах, которые сейчас были у этого пацана. У трупа отца и матери, убитых разъяренными бурами, мстящими за британские концлагеря.

Он до конца будет одиноким. Наверное, у него есть дети, нажитые в странствиях по африканскому континенту — только он о них не знал. Его служба и сейчас — подразумевала, что он может погибнуть в любой момент, в седле он проводил целые месяцы. Вряд ли какая-то женщина будет все это терпеть. В его полку — почти все офицеры фактически были в разводе, хотя официально не разводились — то был смертный грех.