Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасибо, — сказал он.
Нокс разыскал в мокром песке ключи от машины Петерсона, его бумажник и мобильник. Полиция вполне могла найти «тойоту» и устроить там засаду, но, не имея выбора, он решил рискнуть, и ему повезло. Он завел двигатель и тронулся, но фар решил пока не включать, боясь, что его обнаружат. Он вглядывался в темноту, но, как ни старался, ничего не мог разобрать, и двигаться приходилось практически вслепую. Помогли две сверкнувшие одна за другой молнии — они осветили территорию и позволили хоть как-то сориентироваться. Отъехав подальше от комплекса, он уже мог включить фары и направился в сторону полоски деревьев, стоявших на границе между пустыней и возделанными полями. Он двигался вдоль поля сахарного тростника, прячась за высокими стеблями и все время поглядывая по сторонам на случай, если придется спасаться бегством. Через некоторое время он остановился и выключил фары, оставив работающей только печку.
Что теперь?
Гейл находилась в Асьюте, километрах в семидесяти на юг. О том, чтобы добраться туда по шоссе, нечего было и думать — полиция его тут же схватит. А проехать через пустыню в такую погоду даже на внедорожнике тоже не удастся. Но все это было не так важно. Уничтожив ноутбук и фото, Петерсон лишил его возможности расшифровать сообщение Гейл.
И только тогда он вспомнил о самолете с дистанционным управлением, летавшем над Боргом. Он схватил мобильник Петерсона и набрал номер Огюстэна. Тот переключил его на голосовую почту. Но Нокс решил поступить по-другому: он набрал смс-сообщение с просьбой связаться с ним как можно быстрее и, отправив его, принялся ждать.
Фарук приехал в Борг-эль-Араб и выяснил, что площадка больше не охранялась, а в офисе никого не осталось. Но неподалеку он увидел экскаватор с включенными фарами, рядом была припаркована машина, а двое местных разговаривали с дородным охранником. Он развернулся и поехал к ним. Около огромной кучи вырытой земли располагалась яма, в которой каменные ступеньки вели куда-то вниз.
— Гляди-ка, босс, — жизнерадостно воскликнул Хосни, — здесь все-таки что-то было!
Фарук смерил его взглядом, которым можно было поджарить кебаб, и вылез из машины.
— Что здесь происходит? — спросил он.
— Закрытая зона, — ответил охранник. — Юрисдикция ВСДД.
— Расследование убийства! — рявкнул в ответ Фарук. — Моя юрисдикция! — Он оттолкнул охранника и спустился по ступенькам, чувствуя новый прилив бешенства. Направившись на звук голосов, он добрался до помещения, где Паскаль фотографировал мозаику, а Мансур и светловолосая женщина наблюдали за его действиями. — Что, черт возьми, здесь происходит? — резко спросил он.
— А на что это похоже? — в тон ответил ему Огюстэн.
— Как вы осмелились сюда прийти без меня? Это — место преступления! И расследование веду я. Я! Я принимаю решения. И никто без моего…
— Неужели вам мало того, что уже натворили?
— Вы с кем так разговариваете?
— Это из-за вас мой друг вынужден скрываться! — огрызнулся Огюстэн. — И пока это так, я буду разговаривать как пожелаю!
— Где Петерсон? — спросил Фарук. — Где Гриффин? — Женщина отступила в тень, и Фарук переключился на нее: — А это кто?
— Коллега, — ответил Огюстэн. — Из ВСДД.
— Это правда? — переспросил Фарук, поворачиваясь к Мансуру. — Она из ваших?
— Я… дело в том…
— Так, значит, она — одна из них! — торжествующе произнес Фарук и повернулся к Хосни: — Арестуй ее! И отвези в участок. Меня не волнует как, но заставь ее говорить.
— Вы не посмеете! — закричал Огюстэн и встал перед ней. — Оставьте ее в покое!
Но Фарук вытащил пистолет и направил его на Огюстэна с такой решимостью, что тот невольно посторонился.
— Сопротивление полиции! — злорадствовал он, пока Хосни уводил Клэр. — Осторожно, а то окажешься вместе с ней!
— Ты выглядишь озабоченным, — сказала Ясмин, встречая мужа у дверей.
— Я в порядке, — заверил он, снял промокшую куртку и, подхватив Хуснию на руки, пронес ее через кухню. — Пахнет вкусно, — сказал он, кивая на плиту.
Она повесила куртку у печки, чтобы просушить.
— Расскажи мне, как прошел день, — попросила она. Он не ответил и просто стоял, погрузившись в свои мысли. Она коснулась его руки. — Что случилось?
Он громко вздохнул.
— Англичанин по имени Дэниел Нокс, — ответил он. — Его ищет полиция по всему берегу. Я слышал по радио.
— И что?
— Разве не он выступал на той пресс-конференции? Я имею в виду, когда объявили о нахождении гробницы Александра Македонского? С Генеральным секретарем и девушкой-заложницей?
— Да, — подтвердила она, кивнув. — Дэниел Нокс. Думаю, ты прав.
— Они утверждают, что он убийца.
— Он не похож на убийцу.
— Нет, — согласился Нагиб.
— Он выглядел милым.
— Ты уже об этом говорила, — недовольно напомнил Нагиб. — Но вопрос в том, что он здесь делает?
— Я не понимаю.
— Бежавший преступник бежит от неприятностей. А этот — им навстречу. Почему? Из-за заложницы, я уверен. Он знает что-то, и это что-то находится здесь.
— Поешь. А все вопросы оставь на завтра.
— Любимая, в Амарне что-то происходит. Я не знаю точно, но с этим как-то связана туристическая полиция.
— О нет! — сказала она. — Только не это! — Она бросила взгляд на Хуснию. — Мы только что здесь устроились. Если ты потеряешь работу…
— Если ты скажешь, чтобы я остановился, я остановлюсь.
— Ты сам знаешь, что я так не скажу. А что коллеги? Они тебя не поддержат?
Он покачал головой.
— Я разговаривал с Гамалем. Он велел мне это бросить. Но я не могу.
Ясмин немного помолчала и наконец вздохнула.
— Поступай, как считаешь правильным. Мы с Хуснией всегда будем рядом, ты это знаешь.
Его глаза блеснули, и он поднялся.
— Спасибо, — сказал он.
— Просто не лезь на рожон. Большего я не прошу.
Он кивнул и снова надел куртку.
— Я совсем ненадолго.
По стенам продолжали струиться потоки воды, и их напор не только не стихал, но продолжал усиливаться. Лили со Стаффордом едва умещались на маленьком островке, который они насыпали: вода уже доходила им до бедер, и если ничего не произойдет, то скоро поднимется до пояса, а там и до горла. От страха и холода Лили дрожала всем телом, громко стуча зубами и изо всех сил стараясь не поддаться истерике. Она была так молода и чувствовала себя еще совсем юной, а свалившееся несчастье было не только незаслуженным, но и укоряло. Одно дело — когда впереди еще вся жизнь со всеми своими возможностями, и другое — оглянуться назад и осознать, как мало удалось сделать.