Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Время шло, ночь сгущалась всё сильнее, а Дзюн продолжала ругаться, вызвав у меня улыбку. Теперь я не стояла на коленях, а выпрямилась в полный рост и подошла к двери, чтобы лучше слышать её попытки уговорить стражника впустить юную госпожу в мои комнаты. Увы, безрезультатно.
Подруга чуть не взвизгнула, шумно разворачиваясь на каблуках.
— Я ещё вернусь! — несвойственно гаркнула Дзюн, звонко отстукивая по каменному полу каблуками.
И я не сомневалась. Она не врала.
Так и вышло. Едва край неба окрасился в нежный розовый, а над травой сада, который хорошо просматривался с балкона, забелел полупрозрачный туман, за дверью снова раздались настойчивые, приближающиеся бряцания явно металлических каблучков о пол.
— Пропусти немедля! — скомандовала Дзюн, словно всю ночь тренировалась перенимать повадки Райи и своей матушки. — Или ты хочешь, чтобы я пожаловалась Рёмине на твоё непослушание?
— Госпожа, я выполняю приказ, — явно устав и едва не запинаясь отвечал стражник.
— А по мне, так ты меня домогаешься.
— О чём вы? — непонимающе спросил бедолага.
Тоненько хмыкнула Дзюн. Я приложилась ухом к двери как раз вовремя, чтобы услышать шелест одежды, просьбы стража прекратить, а после — треск ткани и жалобное похныкивание юной госпожи Хасели.
— Как ты посмел меня коснуться! — тоненько, плаксиво начала она, с каждым словом всё повышая голос.
— Вы же сами!
— Я? Как смеешь ты порочить моё имя? Наглец! Ты ведь это уже не в первый раз, да? Я думала, ты меня тогда задел случайно, а на самом деле.
— Я вас тогда не видел, правда, — заплетаясь оправдывался стражник. — Вы ж на меня, госпожа, в коридоре налетели сами.
— И я почти в это поверила, — ткань вновь затрещала. — Да что ж ты делаешь? Я позову на помощь, слышишь? Кому поверят, невесте принца или… кто ты вообще такой?
— Я младший ле…
— Меня не заботит! — грубо и совсем не плаксиво перебила Дзюн, переходя на злобное шипение. — Пропусти сейчас же, или все услышат о том, что ты захотел прыгнуть выше головы. С дороги!
Я едва успела отпрянуть, когда Дзюн распахнула дверь. Сведённые брови над чёрными глазами не придавали ей грозного вида, ведь миловидный ротик растянулся в улыбке, демонстрируя светлые острые зубы.
Она медленно, стараясь не шуметь, затворила за собой дверь, а после, совсем не подобающе юной госпоже, кинулась ко мне обниматься. Её не смущало ничего. Ни то, что за дверью остался растерянный стражник. Ни то, что её юбка разорвана по шву. Ни то, что ко мне явно никому нельзя заходить.
— Летта, что происходит? Почему тебя держат взаперти? — посыпались на меня полные заботы и негодования вопросы.
А мне так хотелось выговориться, что я запросто этим воспользовалась. Держась за руки, мы уселись на подушки, лежащие по полу. Набрав полную грудь воздуха, я выложила Дзюн всё, что могла, что позволила мне рассказать сдерживающая клятва. И про то, что господин в опасности, и про то, что я никому не могу сказать, почему это происходит и где, и про то, что чуть ли не погубила императора. Почему-то мне казалось, что с ней всем этим поделиться можно. Что она не осудит и не побежит рассказывать об услышанном всем и каждому. Дзюн, как самая лучшая подруга, на которую я только могла надеяться, слушала меня внимательно, вздыхая и печалясь, поражаясь и злясь вместе со мной.
— И ты никак не можешь мне намекнуть? — после долгих раздумий спросила она.
Я устало замотала головой.
— А ты сама смогла бы ему помочь?
Я уставилась во внимательное личико Дзюн. Чёрные глаза смотрели на меня с надеждой и беспокойством. Отведя взгляд, я уставилась на нашу обувь. На её туфельки, украшенные металлическими цепочками, и на мои простые шлёпки. Закусив нижнюю губу, я боролась с желанием сказать, что не сумею и пониманием, что тогда никто другой тоже не поможет. Наконец, я вновь вернула взгляд на лицо подруги и расправила плечи.
— Я справлюсь. Но как мне выйти?
— О, — улыбнулась Дзюн, — это не самая большая проблема. У тебя же есть балкон, который никем не охраняется. И у тебя есть я, которая с удовольствием отвлечёт прислугу от несвоевременных прогулок по саду.
Глава 96
Никогда бы не подумала, что стану спускаться по простыне, сбегая из дворца. Как и обещала, Дзюн помогла. Для начала она вышла из моих комнат, повторно поругавшись со стражником и сообщив, что меня не докармливают.
— Она, между прочим, — давила Дзюн, — не кто-нибудь, а невеста самого императора. Почему ей всё ещё не принесли завтрак, когда утро уже наступило!
Затем госпожа Хасели притворилась, что ей резко стало плохо. Она опрокинулась в мнимый обморок на краю сада, чтобы к ней сбежалось как можно больше народа. Тогда-то, после того как позавтракала, я и перекинула связанные друг с другом простыни через перила балкона. Мне недостало нескольких сантиметров, чтобы спокойно спуститься до самого низа. Пришлось прыгнуть, но, на счастье, я всё ещё дотягивалась руками до висящих простыней. Прикрыв глаза и сосредоточив энергию в ладонях, я направила её на своей тряпичной замене лестницы. Ткань быстро вспыхнула и осыпалась незаметным пеплом. Мне удалось направить огонь так, чтобы больше он ни на что не перекинулся. Не зря тренировалась.
Я не до конца верил, что господин всё ещё на улице Глициний, но и не представляла, как бы его могли оттуда вынести. Потому, пользуясь тем, что все заняты, перебежками подобралась к одному из выходов за территорию дворца. Там, у небольших деревянных ворот, где бродили лишь слуги, а лошади фыркали и отбивали копытами в ожидании, меня посетило знакомое чувство. За мной словно кто-то стоял, хоть я его и не видела. Он находился близко, но так, чтобы не дотянуться. Я ощущала его взгляд, слышала отголоски шорохов, словно у моих шагов появилось едва уловимое эхо. Остановившись и притаившись, я гадала: опасен ли мой преследователь? Кто это? Зачем последовал за мной столь скрытно, вместо того, чтобы сообщить о моём побеге?
Мне почему-то казалось, что удача всё ещё на моей стороне. Поэтому, усевшись на пыльную землю и поджидая, когда возле входа никого не останется, я мысленно обратилась к Хиноко. Дух откликнулся почти сразу. Мелкой саламандрой он отделился от моей печати. Радостно запрыгал по моим рукам, как щенок, которого держали в стенах дома и давно не выпускали на прогулку. Покрутившись