–Можно я не буду класть чеснок в салатную заправку? Знаете, итальянцы кладут – по крайней мере, те, что в Италии.– С кочанчиком бостонского латука в каждой руке она остановилась посреди кухни и там душераздирающе вздохнула.

–Детка!– Элизабет хмыкнула.– Мне казалось, вам сегодня вечером понравилось.– Со стаканом в руке она опиралась на стойку из лакированного дуба, покачиваясь из стороны в сторону, как в танце.

–Да. Но после того, как вас не станет… Аллан, мои друзья – они же вообще на вас не похожи. Будущее выглядит, ну, невдохновляюще.

–У вас же есть все, что нужно, чтоб быть счастливой. Вам это известно?

–Охх-х, счастье…

Мод подошла к мойке. Элизабет двинулась следом и обняла ее сзади. Когда Мод обернулась, Элизабет поцеловала ее в рот. Кочаны латука выпали в раковину.

–Мило, что не сопротивляетесь.

Мод пустила холодную воду.

–Вам не кажется, что нам нужно что-нибудь поесть?

–Я вас люблю, Мод.

–Мне было так здорово!

–Вы великолепная женщина.

–Нет. Неправда.

–Я понимаю. Вы прожили свои сорок девять с половиной лет мелких бедствий. Не влиться ль вам в веселье?– Элизабет держала ее крепко.

Мод все еще качала головой, ощипывая латук в клочья.

–Вы добры, вы превосходный друг, но вам придется принимать меня такой, какая я есть.– Через плечо она заглянула Элизабет в лицо.– Я б полюбила вас любить. Но это пугает. Я никогда раньше не бывала с женщиной.

–Слушайте, поцеловать вас… «Я вас люблю» значит, что вы меня вдохновляете.– Последовавший смешок напомнил Мод святого Себастьяна, когда спускали тетивы.– Неужто вы не можете определить, что я счастлива быть с вами такой, «какая вы есть»?

–У меня то и дело возникает впечатление, что я пустышка.

–Да неужели? Признаю́, иногда при вас я себя чувствую здравомыслящей и умелой, а такое случается нечасто. Возможно, вам следует превратиться в настоящую пустышку, и тогда я тут стану царицей.

–Бросаюсь в дело сию же секунду.

–Только попробуйте! Да и вообще сегодня начинать уже слишком поздно.

После ужина они посмотрели телевизор. Следом за только что возведенным на престол Папой шла Мэнди Райс-Дейвис[135]. Элизабет переключила на «Метов»– лишь тридцать две игры до первого места, и идут успешно.

–Вон Герцог бежит[136].

–Очень изящный. Понимать бы еще, что он делает.

–Это не важно. Как по-вашему, он бы мог увлечься женщиной постарше?

Мод робко глянула на Элизабет и не ответила.

Постепенно ей понравилось бродить по кабакам. Мод наслаждалась, рассуждая с Элизабет о жизнях других посетителей. Иногда, чтобы уладить разногласия, женщины спрашивали о чем-нибудь у самих этих посетителей, заводя с ними дружбу на вечер. Мод обнаружила, что в таких общественных местах процветает легкое общество.

Одним таким вечером, сидя на барном табурете рядом с Мод, Элизабет ей сказала:

–Знаете, в самом начале я приехала с вами повидаться, потому что вы жена моего любовника?

–Конечно.

–Могу спорить, вы не знаете, почему вы мне сразу понравились.– Мод задиристо склонила набок голову. Элизабет показала на их отражения в зеркале за обутыленной задней стойкой.– У нас носы одинаковые.

Позднее тем вечером – десятым после их встречи – Мод завела Элизабет в музыкальный салон, усадила около фортепиано и сыграла «Warum» Шумана[137].

–Не играла с тех пор, как Присцилла школу закончила, бог знает почему. Я раньше не осмеливалась у вас спрашивать – мне всегда хотелось найти того, кто мог бы аккомпанировать или с кем поиграть в четыре руки. Вы, часом, ни на чем не играете?

–Лишь на однодырочковой флейте, дорогая.

–Это барочный инструмент?

–Вполне, если уметь на нем играть. Я музыкальная тупица.

–Это вовсе не имеет значения. Мне нравится играть одной. Только дайте мне слово, что слушать станете не менее чем в двух комнатах от меня.

«Меты» повторили рекорд по непрерывным проигрышам на выезде. Землетрясение разрушило Скопье, столицу Македонии. После автомобильной аварии арестовали Арлин Фрэнсис[138]. Позвонила Присцилла и объявила, что приедет.

Еще позже Мод спросила у Элизабет:

–Знаете, кровать у меня размерами с лужайку для гольфа – вам бы не хотелось ее со мною разделить? Именно когда засыпаю, я вспоминаю, о чем хотела поговорить.

–Я ворочаюсь, как тюлень, мне рассказывали.

–А наутро они исчезают. Меня саму бессонница мучит в темное время. Мы разве попробовать не можем?

Мод мгновенно излечилась от своей бессонницы, которую Элизабет немедленно приобрела. В четыре часа их первой ночи Мод открыла глаза и увидела, что подруга сидит, скрестив ноги, с нею рядом. После падения на площадке для верховой езды шея у Элизабет иногда мучительно затекала, если она лежала неподвижно.

Элизабет проснулась утром в объятиях Мод. Она объявила:

–Мне нужно переспать.

–Хотела б я оказаться в этом полезнее.

После завтрака Элизабет сделала два звонка. Мод она сказала, что следующие день и ночь проведет в большом городе.

Ближе к вечеру, когда Мод мотыжила свой огородик с травами (эту задачу она никому не могла доверить), из открытых окон в духоту полился голос Элизабет:

В ее чистых модуляциях звучала соблазнительная слабая хрипотца.