с тётей этой одни остались — тоже не помню. Но она меня повела гулять не около своего дома, как обычно, а в какой-то парк или сквер. Вот там она мне тебя и показала. Раз десять повторила, что ты мой отец, а мальчишка, с которым ты играешь, твой сын и любишь ты его — не меня. Несколько раз повторила, чтоб я запомнила. У меня до сих пор в ушах её слова звучат. — Катя обняла отца, прижалась к его боку, заглянула в глаза, как бы извиняясь, и продолжила: — Я видела, как ты с ним общался. Как смотрел на него. Завидовала, если честно. Так хотелось вырвать руку, побежать к тебе и сказать, что я есть, что меня тоже любить можно, папой тебя назвать хотелось. Может, я тогда не так логично думала, но смысл был такой. А тётя Кристина меня крепко за руку держала… Потом уже дома велела ничего не говорить маме. Я возненавидела тебя тогда. Веришь нет, жила этой ненавистью, пока не встретила тебя реального.

— Прости меня, Катюша, — Данилов поцеловал дочку в макушку, — прости. Сколько гадостей мне Кристина, оказывается, сделала. Я её другом считал, а она всё время в мою жизнь лезла, пакостила по мелочам и по-крупному… Почему, зачем? Не пойму.

— Ты серьёзно не понимаешь? — Катя отстранилась от него, чтобы рассмотреть получше. Потом чмокнула в щёку. — Она любила тебя, папа. А ты не замечал. Нет никого страшнее отвергнутой женщины. Она же даже отвергнутой не была, ты выбирал всё время других, а она мстила и тебе, и им.

Саша рассмеялся.

— И в кого ты у меня такая умная…

— Ну, явно не в соседа. — Катя улыбалась, а в глазах блестели слёзы. — Пойду я полы мыть, а то старшая сейчас шуметь начнёт и будет права. Папа, там я обед принесла. Иди поешь, пока тёплое.

— Потом, с тобой вместе, — ответил Данилов. — Разогреем, если остынет.

Данилов смотрел на дверь, закрывшуюся за Катей, потом перевёл взгляд на небо, зажмурил глаза. Вдохнул, выдохнул. Как принять всё это, как пережить и простить? Или не прощать, но что от этого изменится? Кристина сыграла свою роль в его жизни… Нет! Совсем не ту, что хотела. Мстила за неразделённое чувство, но его даже любовью назвать нельзя. Если бы она любила его, то никогда не сделала бы столько гадостей. Что это тогда? Месть? Так он без Дины счастлив ни с одной женщиной не был… Зависть? К чему? Но самое главное, он не представлял, каким ничтожеством надо было быть, чтобы обидеть маленькую Катю. Как Кристина могла! Как посмела… А бедный ребёнок жил с обидой, с ненавистью к отцу. Получается, что она сама сделала всё, чтобы разлучить его с Диной, а потом просто глумилась над их ребёнком.

Он саданул кулаком по подоконнику, боль несколько отрезвила, но всё равно хотелось уничтожить Кристину, заставить на своей шкуре испытать всё то, что она сделала другим людям. Раздавить её, мокрого места не оставить…

Его захватили эмоции, хотелось рвать и метать. Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы за ним не пришла санитарка из приёмного покоя и не сообщила о поступившем пациенте. Пока спускался по лестнице, взял себя в руки и осознал всю бесперспективность собственного гнева.

Не поедет же он к Кристине выяснять отношения. Она давно осталась в прошлом и так далеко, что приближать её, для того чтобы высказать свои возмущения, не имеет никакого смысла.

В приёмном Данилова ждал мужичонка с прободной язвой желудка. Пришлось отправить его на фиброгастроскопию. Увидев слизистую оболочку желудка, Саша удивился её состоянию и количеству кровоточащих язв. Пока пациента готовили к операции, вызвал напарника, заодно набрал Алису, спросил, интересно ли ей на прободную язву «посмотреть». Слово «посмотреть» выделил интонацией, но услышал, что дома она одна, потому что Ася ушла в неизвестном направлении.

— При чём тут Ася? — с вызовом спросил Саша.

— Да не при чём, конечно, — последовал ответ, — я просто вещи свои раскладываю, прибираюсь, да и не ела ещё. В другой раз, не обижайтесь, Александр Дмитриевич.

Данилов аж хмыкнул. «Это же надо иметь такое самомнение», — подумал он и отправился в операционную.

Они с Сергеем провозились больше двух часов. По дороге в ординаторскую обсуждали то, с чем пришлось столкнуться, не стесняясь в выражениях, но увидев ожидающую их жену пациента — замолчали.

— Господи, ну что, он жить будет? Это рак, да? — запричитала она, как только увидела врачей.

— Зайдите в ординаторскую, — тоном, не терпящим возражений, пригласил Данилов.

Предложил сесть на стул и налил воды в разовый стаканчик.

— Доктор, я тут почитала, пока ждала. Онкология, да? Надежды нет? У него и так были полипы в двенадцатиперстной кишке, а он под нож не хотел. Травками лечился. Ему травник из Горского присоветовал, вот он все настойки сам делал и пил. А оно не помогло.

Она взвыла. Данилов же, наоборот, оживился. Кажется, он сейчас узнает причину того, с чем им пришлось столкнуться.

— И какие такие настойки он пил? Успокойтесь, нет у него онкологии, по крайней мере, то, что мы видели, совсем другое напоминает, желудок как решето. Мы удалили три четверти, то есть большую часть. А теперь я жду, чтобы вы назвали причину кровотечения.

— Я назвала? — женщина вытерла слёзы и руками взялась за голову. — Погодите, так чистотел он и пил.

— Чистотел — мощнейший цитостатик, он убивает клетки организма, и дырки в желудке от него, — произнёс Данилов.

А Сергей сострил:

— Если бы ваш муж пил аконит, то нам и возиться бы столько времени не пришлось, похоронили бы его с желудком.

— Так ему травник говорил про аконит, а он в лес идти не захотел, чтоб накопать. Чистотел-то в огороде растёт.

— Самолечением заниматься у вас ума хватает, нет чтобы к врачам обратиться, — чётко, чтобы дошло, проговорил Данилов. - А мы потом язвы желудка штопаем!

После ещё долго пришлось объяснять, почему приём настойки чистотела привёл к таким пагубным последствиям. И лишь убедившись, что женщина его поняла, Данилов пообещал заняться полипами, но позже, когда культя желудка позволит.

Оставшись в одиночестве, Саша прилёг на диван и набрал Асю. Захотелось услышать её голос, да и узнать, как Мишка ладит с её родственницей, тоже не мешает.

Ася ответила