— А теперь в постель! — скомандовал Лукаш.

— Нет!

— Кому сказано!

— Да не муж вы мне! Не муж…

Гурко, не обращая внимания, что дверь приоткрыта, еще раз ударив жену, подхватил ее на руки.

— Нет! Нет! — продолжала сопротивляться Гальшка.

— Замолкни, стерва! — Лукаш одной рукой затиснул ей рот, а другой начал срывать одежду.

Гальшка успела укусить его за руку. Озлобленный, он нанес ей несколько ударов, после которых княжна утратила сознание, набросившись, хрипя то ли от страсти, то ли от злобы на ту, что даже после венчания отказывается считать его законным мужем.

Глава 26

…Если бы кто-то не был знаком с событиями, которые предшествовали этому, мог бы подумать, что граф сошел с ума: Гурко, собрав войско и вооружив его, насколько позволяли собственные средства, приобретя даже артиллерию, начал штурм мужского монастыря доминиканцев, расположенного во Львове.

Дело в том, что для всех причина подобной агрессивности Лукаша не являлась секретом. Более того, находилось немало тех, что полностью оправдывал действия графа, а некоторые даже заявляли, что подобным образом на его месте поступил бы любой мужчина.

Гурко было не до разговоров. Штурм обители продолжался уже несколько дней, а положительных результатов не наблюдалось. Монастырь превратился в непобедимую крепость. Уйти ни с чем Лукаш не мог не из-за одного собственного себялюбия. Отступить — значит, стать посмешищем, особенно, если принять во внимание, что молва о его действиях разнеслась по всему Великому Княжеству Литовскому и Королевству Польскому.

За стенами монастыря пряталась его законная жена. Гурко было обидно не только потому, что Гальшка сбежала от него, а из-за того, что она не нашла ничего лучшего, как попросить убежище в мужской святой обители. Нашлись желающие язвить в связи с этим: как мужчина, граф — ничто, поэтому жене все равно, с кем находиться, с ним или с монахами, давшими обет умертвления плоти.

Штурму же монастыря предшествовали события двух последних лет, а начало им было положено в первую брачную ночь, когда Лукаш, получив от Гальшки отказ исполнить брачные обязанности, изнасиловал ее. После этого, не обращая внимания на то, что молодая жена лежала без сознания, не остался в спальне, а кутил до утра. Не соизволил поинтересоваться самочувствием Гальшки и утром, а когда она не появилась за свадебным столом, где гулянье начало набирать новые обороты, отсутствие ее объяснил тем, что она устала и плохо себя чувствует.

Кое-кому это показалось странным, тем более пошли слухи о том, что Гурко пришлось взламывать дверь в спальню, но большинству было все равно, где находится невеста, ее отсутствие перестали замечать. Гальшка же, придя в себя, дала зарок ни в коем случае не жить с Лукашем. С нетерпением ожидала удобного момента, чтобы навсегда оставить не только ненавистного мужа, но и его дом, который сразу опостылел.

Куда податься, догадалась сразу. Конечно же, к матери. Понимала, что для нее это — не лучший вариант, не ехать же в Острог. А мать, скорее всего, поймет, потому что, как успела Гальшка убедиться, вряд ли давала согласие на брак. Скорее всего, ожерелье кто-то похитил и отдал Лукашу, а тот действовал, как ему было подсказано. Чтобы никто не узнал о ее планах, решила, если не помириться с ним, то хотя бы не обострять отношения. А немного позже пришла к мысли, что лучше вести себя так, словно ничего не произошло.

Хотя далось это нелегко (особенно было обидно, что муж не попросил прощения за случившееся), постепенно их отношения улучшились. Во всяком случае, так показалось Гурко. И он, собравшийся держать Гальшку взаперти, отменил свое первоначальное решение, дал ей возможность действовать по своему усмотрению.

Гальшке это только и нужно было. Она сумела найти людей, которым можно было довериться, и они за приличную сумму переправили ее к матери. Княгиня по-прежнему обижалась на дочь, но, увидев здоровой и невредимой, обрадовалась. Сам факт, что дочь смогла удрать от Гурко, вызвал восторг. Появилась возможность доказать и королю, а в большей степени Гурко, что они ошибаются, решая судьбу Гальшки, не учитывая мнения матери.

Одновременно понимала, что после побега спокойно жить им не дадут. Правда, Сигизмунд Август, возможно, и не будет вмешиваться. Но оскорбленный Лукаш, особенно, если принять во внимание, что об этом успели узнать многие, такой обиды не простит. Обязательно появится со своими людьми, чтобы вернуть жену. А этого Беата не могла допустить. Поэтому обе начали искать выход.

Княжна, старательно взвесив аргументы, все же хотела предложить матери поехать в Острог, поскольку, была убеждена, Гурко вряд ли осмелится пойти на конфликт с Острожским, но боялась об этом сказать, зная, как она относится к Константину Константиновичу. Вскоре необходимость, потому что Беата, поняв, как тяжело подыскать нужный вариант, с раздражением заявила:

— Только не в Острог!

Гальшка и рот не успела открыть, как мать добавила:

— Для меня что Гурко, что Острожский… Только о собственных интересах и пекутся.

— Как быть? — княжна боялась появления Лукаша.

— Обожди, — успокоила ее мать.

Княгиня напряженно о чем-то думала. Гальшка молчаливо наблюдала за матерью, лицо которой становилось то сосредоточенным, то более расслабленным. Понимала, что остается полагаться только на себя и на собственную изобретательность.

— Черта лысого вам! — наконец произнесла она, видимо, имея в виду Гурко и Сигизмунда Августа.

Гальшка промолчала, будучи уверенной, что мать уже подобрала подходящий вариант. Но Беата сказала неопределенно:

— Спрячемся так, что никто не найдет.

— Где, мама?

— А тебе не все равно? — спросила строго.

Гальшка убедилась, что мать не изменилась. По-прежнему диктует свою волю, доверяет только тогда, когда это нужно ради собственных интересов.

Стало обидно, что самый близкий человек по-прежнему для нее чужой, во многом недоступен. Настроение сразу же пропало, и Гальшка уже начала жалеть, что приехала к матери. Возможно, нужно было найти другое место.

Заметив, что дочь не в духе, Беата попыталась успокоить ее:

— Пойми меня правильно. В подобных случаях лучше, если все держится в глубоком секрете.

— Разве я тебе чужой человек? — возразила Гальшка.

— Дело не в этом. Окажемся в надежном месте, тогда обо всем и узнаешь.

Беата решила спрятаться с дочерью не в одном из своих владений, которых было немало, где можно незаметно жить долгое время, чувствуя себя в безопасности, а в монастыре. Хотя становиться слугой Господа, как и добиваться пострижения Гальшки, не собиралась. Да и монастырь имела в виду вовсе не женский, а мужской, находящийся во Львове. Доминиканцы придут на помощь,