Но девушка была полна решимости беречь свое самообладание и репутацию достаточно долго, чтобы сопроводить принца Франциска на вечеринку после представления с Сиреной в главной роли.

Все, что ей нужно сделать, – это пережить еще один день.

Она не знала, что надеть на завтрак, но также знала, что обдумывание не даст лучшего результата. Она выбрала платье наугад – длинное, белое, с высокой талией – и провела остаток часа, играя с Писклей, которая проснулась в веселом настроении. Она ни разу не посмотрелась в зеркало, не накрасилась и старалась не думать о тех вещах, которыми занялась бы охотнее, чем идти завтракать. Список был очень длинным.

Когда настал назначенный час, она оставила Ирен крепко спать в постели и пошла по коридорам с высокими потолками, путешествуя по дому маркиза одна. На каждой стене висело либо богато украшенное и безукоризненно отполированное зеркало, либо произведение искусства, изображающее Ксению, ее отца или же их вместе. Там была картина маслом – портрет Ксении в образе девочки с огромным бантом в кудрявых волосах; гобелен, на котором маркиз стоял перед величественным жеребцом; и фреска – они вдвоем, лежащие на красном бархатном диване. На всех семейных портретах не было ни следа жены или матери. Опыт жизни Волеты в Башне научил не расспрашивать об отсутствующих членах семьи, потому что ответ никогда не был радостным, а воспоминания редко приветствовались.

Ей пришлось немного побродить в поисках обеденного зала, но, увидев, она узнала его безошибочно. Огромный стол полностью заполнял комнату. Там было не меньше двадцати стульев, и она с удивлением обнаружила, что только одно место пустует. Остальные заняли официально одетые мужчины и женщины. И, судя по скрипу столового серебра о фарфор, трапеза уже началась.

Маркиз, сидевший во главе стола, увидел неуверенно притаившуюся в дверях Волету и жестом указал на единственный свободный стул справа от него. Маркиз пребывал в приподнятом настроении. Он говорил с Волетой таким теплым, дружеским тоном, что она на мгновение задумалась, не перепутали ли ее с кем-то другим – с кем-то, кто маркизу нравился. Он настоял на том, чтобы она позволила самому налить ей чаю, что и сделал, но такой слабой струей, что чай остыл еще до того, как попал в чашку. Он говорил, наливая, – рассказывал, какое это было облегчение, что она не поранилась на крыше, и какое чудесное влияние оказала на его дочь. Ксения после одного или двух бальных сезонов все еще не сумела вызвать интерес герцога, не говоря уже о сыне казначея. Принц Франциск! Какой неожиданный поворот для них всех!

Волета изо всех сил старалась слушать, как маркиз приписывает себе ее достижения, но все ее внимание было приковано к Ксении, сидевшей напротив за центральным украшением из веточек остролиста и фазаньих перьев. Дочь маркиза поразительным образом переменилась. Она молча смотрела на нетронутое яйцо в подставке и теребила волосы – то, что от них осталось. Ее длинные ниспадающие локоны были коротко обрезаны. Она стала похожа на одуванчик. Ксения, судя по виду, сожалела о предпринятом шаге.

Маркиза на мгновение прервал дворецкий, который принес ему образцы нескольких вин для завтрака, чтобы он попробовал их и отобрал к столу. Волета наклонилась вперед и спросила Ксению:

– Кто все эти люди? – Она кивнула в сторону вереницы болтающих и жующих мужчин и женщин в вечерних нарядах.

Только тогда Волета поняла, что на Ксении сверкающее серебристое платье, напоминающее то, в котором она была накануне вечером, хотя и с гораздо более глубоким вырезом.

– Кучка сплетников, которых отец нанял, чтобы заполнить стол.

– Кто?!

– Ну кто-то же должен быть здесь и смотреть, – сказала Ксения.

– На что смотреть?

Ксения взяла тост-солдатик и помахала им, как волшебной палочкой:

– На нас, конечно. Ну, в основном на тебя. После вчерашней ночи и всего, что было с тобой и принцем, папа не хотел допустить, чтобы что-то случилось, когда никто этого не увидит. Все произошло так быстро, что он не мог заставить своих обычных гостей прийти, поэтому нанял сплетников. Не беспокойся. Все они – идеальные профессионалы.

Волета посмотрела на джентльмена в золотых очках, сидевшего справа от нее. Она поняла, что сплетник резал и перекладывал еду на фарфоровой тарелке и яростно двигал челюстями, но на самом деле он ничего не ел. Он наблюдал за ней краем глаза.

– Почему ты всегда наливаешь такие маленькие образцы, Биллиум? – крикнул маркиз дворецкому. – Как я могу что-то пробовать, если даже не могу покрыть вином язык?

– Ты ничего не сказала о моих волосах, – театральным шепотом произнесла Ксения, снова привлекая внимание Волеты.

Ксения погладила себя по остриженной голове и закатила глаза, как кукла.

Волета подумала: может, она еще не проснулась? Она посмотрела на даму рядом с Ксенией, которая прихлебывала из пустой ложки, потом на безупречную сервировку и дымящиеся блюда, полные еды: копченая сельдь и оливки, свиная грудинка и вишни, маисовая каша и мед, к которым никто не притрагивался. Она почувствовала внезапное сонливое головокружение, как будто провалилась в кошмарную дрему. Потягивая холодный чай, чтобы прийти в себя, она сказала:

– Это замечательно, миледи. Но почему вы их отрезали?

Прежде чем Ксения успела ответить, в разговор вмешался маркиз, который этим утром вообще не носил парика, а только накинул на голову кружевной платок. Один угол свисал у него между бровей, как вдовий пик.

– Ах! Вот чего мы так долго ждали! – прокричал он. Через холл прошел лакей с серебряным подносом, на котором лежала сложенная газета. – Утреннее помахивание пальцем!

Маркиз сделал неприличный жест, и весь стол в унисон разразился отрепетированным смехом. Он взял газету с подноса и развернул ее, взмахнув пышными манжетами.

– Как я и ожидал! Первая полоса. Смотри! Вот ты здесь, моя дорогая девочка, и губы принца прижимаются к твоим пальцам. Разве не прекрасная гравюра? Я не знаю, как они это делают.

Он повернул газету к Волете. Она уставилась на изображение хрупкой женщины и мужчины во фраке, стоявших перед стилизованным солнцем, и только через мгновение поняла, что это – она и принц Франциск. Принц целовал ей руку, а она прикасалась к своему обнаженному горлу, словно теряя сознание от желания.

Первым побуждением Волеты было разорвать газету в клочья, хотя – что толку? В эту самую минуту тысячи других экземпляров открывали и читали по всему кольцевому уделу. Она едва ли могла надеяться уничтожить их всех.

– Итак, я прочту эту статью за столом, – объявил маркиз де Кларк. Тщательно прочистив горло, он принялся читать. – «Леди Волета и принц слились воедино, как два магнита. О, эти электрические искры, наполнявшие воздух от их разговоров! Ну и флирт! Обмен остротами! Все равно что заглядывать за горизонт в то беззвездное пространство, где солнце и луна иногда встречаются и падают друг другу в объятия, как ненасытные любовники». – Маркиз сделал паузу, чтобы заметить: – Очень хорошо! Подожди, это еще не все. «Леди Волета рассказала анекдот о танцах, который мы все будем слышать в дурном исполнении местных острословов в течение следующих двух недель. Принц Франциск поцеловал ей руку, и дама покраснела от издревле известного томления юных чресл. Затем оркестр заиграл новый вальс Хобсона, который был хорошо принят всеми».