— Что там еще? — раздраженно спросил темноволосый.

— Я ничего не чую, — отозвался молодой. — Когда ты ушел, они сильно возбудились. Может, просто почуяли какое-то животное.

Хкуандува непостижимым образом обнаружили. Что же такое эти сутулые люди в рясах, которые ведут себя как звери? Хкуандув пригнулся, подобрал полы плаща и туго затянул его на поясе. И скользнул в темноту леса — без единого звука, словно идущий по следу маджай-хи. Ему хватило двух-трех ударов сердца, чтобы убедиться: его никто не преследует.

Отойдя подальше, он прибавил ходу и бесшумно побежал между деревьями. Перед тем как выйти на знакомую прогалину, он негромко свистнул — и его спутники тотчас спрыгнули с деревьев.

— Кто это был? — спросил Ахаркнис. — Он совсем не дышал.

— И такой бледный… — прибавил Курхкаге, — совсем как та женщина, которую Вельмидревний Отче вызвал на суд старейшин. Это не может быть простым совпадением.

— Что ты узнал? — негромко спросила Денварфи.

Хкуандув не знал, сколько он может им открыть, да и сам, впрочем, не во всем был уверен. Магьер обвинили в том, что она — вампир, нежить. И хотя Совет старейшин отверг обвинения Вельмидревнего Отче, сам патриарх ни на долю секунды не усомнился в своей правоте.

Магьер, вампир и чудовище, свободно ступала по заветной земле Ан'Кроан. И вот теперь за ней шли по следу те, кто и цветом кожи, и другими признаками походил на нее.

— Позади нас, на некотором расстоянии, стоит лагерем целый отряд, — наконец сказал Хкуандув. — Я насчитал семерых. Думаю, они тоже идут по следу Магьер, но почему — понятия не имею.

— Как они оказались так близко от нее? — спросил Ахаркнис, и голос его отвердел. — Они не упоминали илладонцев?

Хкуандув покачал головой:

— Хкомас сказал, что илладонское судно было уничтожено.

— Первенеан тоже сгорел, — заметила Денварфи, — однако же большинство наших сородичей сумели добраться до берега.

Хкуандув уже тоже размышлял об этом.

— Может, нам стоит захватить одного из этих людей? — предложил Курхкаге. — Глядишь, допрос что-нибудь да прояснит.

Хкуандув подумал, что подобное предприятие чересчур рискованно. После допроса им, ради сохранения тайны, придется убить пленника… кем бы он там ни был. Он поглядел на Денварфи.

Та покачала головой.

— Эти люди, — сказала она, — не подозревают о нашем присутствии и пока что не представляют угрозы ни для нас, ни для Сгэйльшеллеахэ и Оши. Однако, если у этих бледных чужаков есть какие-то претензии к Магьер, позднее они могут оказаться нам полезны. Мы не можем вынудить Сгэйльшеллеахэ выбирать между его обетом защиты и нашей миссией.

— Если эти люди знают то, что может нам пригодиться, мы должны получить эти сведения, — не отступал Ахаркнис. — А если именно они убили наш корабль, они должны умереть.

Хкуандув искоса глянул на Курхкаге — тот молчал, но вид у него был озабоченный. Он явно считал, что оба его сотоварища в чем-то правы. Долг и здравый смысл требовали, чтобы Хкуандув прислушивался ко всем разумным доводам своих спутников, однако же окончательное решение оставалось за ним.

— Будем ждать и наблюдать, — решил он. — Теперь нам предстоит следить уже за двумя отрядами… и один из них явно путешествует по ночам. Нам надо подняться выше в предгорья и спускаться ниже только для того, чтобы проследить за этими отрядами. Ахаркнис, нам понадобятся все твои умения.

— Разумеется, греймасга, — откликнулся следопыт.

Решение Хкуандува прекратило все споры.

* * *

На рассвете Малец наблюдал, как Сгэйль, Оша и Винн укладывают закоптившуюся рыбу. Лисил свернул лагерь и присоединился к Магьер, которая вновь стояла у поваленного дерева, неотрывно глядя на юг.

Ночью Малец слышал, как Магьер бормотала во сне. Лисил старался успокоить ее, но Малец уже побывал в ее одурманенном сном сознании. Он пробовал заглушить зловещие сны воспоминаниями о доме, горящем очаге, теплых вечерах в переполненной таверне «Морской лев» — в зале сплошь знакомые лица, веселый говор, задорное бряканье кружек…

Все его усилия оказались тщетны. Всякое воспоминание, которое он вызывал, тотчас вытеснялось видением замка о шести башнях, закованного в вечный лед. И в какое-то мгновение он заметил, как в покрытом морозными узорами окне промелькнул чей-то бледный силуэт.

И вот Магьер стояла у поваленного дерева. На ней были облегающие штаны и кожаный доспех, черные волосы свободно рассыпались по плечам, у бедра покачивалась сабля. Длинный кинжал хейнасов был наискось заткнут сзади за широкий пояс. В утреннем свете черные глаза Магьер горели непоколебимой решимостью.

Сестра мертвых… дитя мое… веди!

От этих слов, вынырнувших из памяти Магьер, Малец содрогнулся и немедленно отступил, покинув ее сознание.

Этот шепот, звучащий во тьме ее мыслей… похож на то неуловимое, что таилось на краю памяти самого Мальца. Пес передернулся и, подняв глаза, обнаружил, что Магьер пристально смотрит на него.

Все земные, плотские чувства Мальца не говорили — кричали во весь голос, что они должны повернуть назад. И в этот миг слабости он всерьез задумался над тем, чтобы совершить грех. Ему вспомнился закон стихийных духов:

Что бы ни творил стихийный дух, он никогда не поработит волю никакого живого существа.

Отчасти именно поэтому Малец предпочел «родиться во плоти», а не вторгнуться в дух уже живущего существа. Однако же, если бы он захотел, он смог бы захватить Магьер, завладеть хоть на миг ее волей и отвратить ее от этого похода. За то время, которое он провел с ней и Лисилом, он привык уважать их свободу воли и независимость. Так неужели теперь он вправе покуситься на ее свободу?

Если уж на то пошло… почему у него возникла мысль о том, что порабощение — первый и главный «грех» стихийных духов?

И каким образом эти внезапно возникшие мысли, а также шепот из снов Магьер связаны с артефактом, за которым она охотится?

Вот они, недостающие фрагменты памяти, которые сородичи изъяли у него при «рождении».

Магьер протянула руку и погладила Мальца по голове.

— Когда мы доберемся туда, я пойму, что делать, — прошептала она.

Остальные уже собрались и были готовы отправляться в путь. Лисил стоял рядом со Сгэйлем, а Винн прохаживалась с Ошей и беспечно болтала по-эльфийски, позабыв на время, что сама же принуждала его практиковаться в белашкийском наречии.

Малец посмотрел на запад, на высокую стену Кинжального кряжа, который за поросшими лесом предгорьями чудился обманчиво-далеким. Изломанный абрис кряжа тянулся к югу, туда, где с ним смыкались заснеженные громады еще более высоких гор.

— Мы будем идти вдоль моря, покуда это возможно, — сказала Магьер. — Я пойму, когда придет время свернуть вглубь суши.