У членов тайного общества были, как водится, и антиподы. У тех тоже имелась организация, которую называли «бутылочная компания». Их цели были проще: выпить и погулять в компании дам, как тогда говорили, «полусвета». Естественно, между двумя противоположными лагерями происходили стычки.

Один из «бутылочников» явился как-то в гости к своему петербургскому дяде с синяком под глазом. Тот поинтересовался, откуда такое приобретение, и Хлопов – так звали этого воспитанника Морского училища – объяснил, что на почве идеологических разногласий. Дядя был не просто дядя, а шеф жандармов граф Пётр Андреевич Шувалов. Через пять минут племянник даже не заметил, как выложил ему все, что знал.

Шувалов задумчиво поглядел на своего балбеса-родственника и подумал, что не зря вытащил его из глухомани, где жила невезучая сестрица графа. Благодаря племяннику редкостная удача улыбнулась шефу жандармов: раскрыть заговор, можно сказать, вторых декабристов!

Не медля ни минуты, он отправился во дворец. Царь был вне себя от ярости и дал согласие на аресты членов тайного общества, но пока приказал содержать их в училище под надзором не жандармов, а морских офицеров-воспитателей. О случившемся стало тут же известно управляющему Морским министерством адмиралу Краббе.

Николай Карлович Краббе был колоритной личностью. В юности участвовал в боях с горцами на Кавказе, в экспедиции графа Перовского против хивинцев, в стычках с туркменским разбойниками, в боях с турками и везде зарекомендовал себя храбрым офицером. Обладал незаурядными дипломатическими способностями. Практически не плавал, но стал руководителем Морского министерства, умел ладить с адмиралами, настоящими морскими волками. Вместе с великим князем Константином провел важные реформы на флоте. Был он великим жизнелюбом, весельчаком, рассказчиком остроумных и, как правило, неприличных анекдотов, страстным охотником, любителем женщин, прославился тем, что собрал самую большую в России коллекцию порнографических открыток и рисунков.

Александр II его любил, они вместе ездили на охоту. Но заговора новых декабристов царь ему бы не простил. Адмирал явственно увидел впереди перспективу позорной отставки. Нужно было спасать собственные погоны. Но справедливости ради необходимо заметить, что министр руководствовался не только страхом за свою карьеру. Умный и добрый адмирал пожалел безрассудных мальчишек, старшим из которых было семнадцать, а младшим – пятнадцать лет.

Жандармы меж тем ликовали. Уже вертели дырки в мундирах для орденов за спасение империи. На радостях Шувалов утратил бдительность и пропустил момент, когда Краббе прошел к царю. Краббе – один из немногих министров, которые могли приходить к Александру II без предварительного разрешения. О чем они говорили, осталось неизвестным, но Краббе вышел из кабинета царя с полномочиями лично руководить следствием, хотя и с участием жандармов. Шувалов был взбешен, однако протестовать не решился, предпочел дождаться другого, более благоприятного, случая.

Министр вел расследование, виртуозно уклоняясь от любых попыток жандармов задавать «мальчикам», как он ласково называл подследственных, неприятные вопросы, ответы на которые могли иметь серьезные последствия. Негласно Краббе разрешил подследственным общаться между собой и согласовывать ответы на допросах. Именно Краббе подвел одного из воспитанников, Луцкого, к объяснению, что общество было создано под влиянием популярного тогда писателя и публициста С. Максимова, брат которого окончил Морское училище.

Максимов издал книгу «Год на севере», в которой ратовал, в частности, за развитие китобойного промысла. Участники общества собирались, по их словам, после окончания училища заняться организацией китоловного промысла. Сначала с этой версией выступили воспитанники Луцкий и Миклуха, а потом слово в слово повторили остальные.

Материалы следственной комиссии показывают, что Миклуха числился среди инициаторов создания «Тайного революционного общества». При неблагоприятном для воспитанников развитии событий ему в числе первых грозили даже не просто исключение из училища, а каторга и ссылка.

Жандармы, разумеется, не были идиотами и не поверили ни единому слову. У себя они бы выжали из арестованных все, что нужно. Но вступать в открытую конфронтацию с влиятельным министром не решились. Следственная комиссия под председательством Краббе подготовила доклад царю, представители III Отделения, скрипя зубами, его подписали. Александр II начертал на докладе резолюцию: «Вполне простить их поступок».

Но ни Краббе, ни жандармы не собирались ничего ни прощать, ни забывать. По результатам расследования в Морском министерстве издали знаменитый приказ № 50, который зачитали во всех морских экипажах, а поступающих в Морское училище стали знакомить с ним под расписку. Когда следствие закрыли, офицеров училища и членов «Общества китоловов» построили в Столовом зале, где Краббе сначала «воспитал» всех китоловов, в заключение своей речи влепив им по 6 недель без увольнения из училища, а потом, отправив воспитанников, учинил жесточайший разнос офицерам. Адмирал славился умением владеть ненормативной лексикой так, что ему мог позавидовать любой одесский биндюжник. Не стесняясь в выражениях, Краббе высказал свою точку зрения на воспитательный процесс в училище и яркими красками обрисовал офицерам-воспитателям их будущее, если подобное ЧП еще раз повторится.

В свою очередь, жандармы установили тайное наблюдение за всеми членами «Общества китоловов».

Едва в семье Миклухи вздохнули с облегчением в связи со столь благополучным исходом следствия, как появился уже упоминавшийся ранее слух о гибели Николая.

Екатерина Семеновна обратилась к морскому министру с наивной просьбой определить ее младшего сына Владимира на эскадру, отправляющуюся той осенью в кругосветное плавание. «Может быть, что во время плавания и находясь поблизости тех мест, куда отправился Николай Миклуха, он успеет собрать о брате точные сведения и узнать о судьбе его…» – писала она. Нужно отдать должное Краббе, у которого фамилия Миклуха вызывала не лучшие ассоциации. Он приказал ответить несчастной женщине обстоятельно и доброжелательно. Подписал ответ контр-адмирал Алексей Алексеевич Пещуров:

«Милостивая государыня Екатерина Семеновна … имею честь уведомить Вас… что отправление в кругосветное плавание сына Вашего Владимира Миклухи представляется совершенно невозможным, т. к. распределение гардемаринов на суда, идущие за границу, уже сделано, отправляется молодых людей этих весьма немного и при том старше по списку, а сын Ваш находится в числе младших и, наконец, по мнению управляющего Морским министерством молодому человеку этому необходимо прослужить некоторое время здесь, чтобы он на глазах начальства мог своею службою оправдать оказанную ему милость по поводу дела об участии некоторых воспитанников Морского училища в недозволенном обществе.

Что же касается собрания на местах сведений о другом сыне Вашем г. Николае Миклухе, то по званию гардемарина, г. Владимир Миклуха не может иметь никакого влияния на благоприятный исход этого дела, о котором до получения еще Вашего письма Морское министерство сочло нужным озаботиться. Справедливо интересуясь судьбою молодого ученого, предпринявшего столь трудную и опасную экспедицию, г. управляющий Морским министерством телеграфическою депешею поручил начальнику отряда судов наших в Тихом океане отправить одно из этих судов к месту высадки ученого путешественника, и приказание это приведено уже в исполнение. О тех сведениях, которые будут доставлены в министерство о Николае Миклухе, а я не замедлю сообщить Вам тотчас по получении их в Морском министерстве…»