Ронни снова улыбнулся, подмигнул мне и сел в свою машину.

Меня начало трясти, как только он исчез из поля зрения. Я даже не заметила, что стояла все это время, затаив дыхание.

Ник повернулся ко мне и взял мое лицо в свои ладони.

– Скажи мне, что он ничего тебе не сделал, – потребовал он, глядя мне в лицо.

Я покачала головой, пытаясь контролировать свои эмоции. Я не могла выглядеть слабой, даже перед ним.

Я сделала шаг назад. Руки Ника упали вниз.

– Я в порядке, – сказала я спокойным голосом. – Отвези меня домой.

Только оказавшись в машине, я смогла успокоиться. Дыхание стало регулярным, и моя нервозность проявлялась только в дрожании рук, на которые я села, чтобы скрыть ее. Я умирала от желания и страха открыть письмо. Хотя я и пообещала себе, что не буду его читать, потому что это потопит меня еще больше.

– Что он тебе сказал, Ноа? – спросил меня Николас после долгого молчания. Я не знала, что ответить.

– Он угрожал мне, – сказал я наконец.

Его руки крепко вцепились в руль.

– Как именно? – настаивал он.

Я покачала головой.

– Это не важно, важно, что он хочет отомстить за то, что я выиграла гонку, – сказала я, заметив, что мой голос немного дрожит.

– Он даже пальцем тебя не тронет, – поклялся Ник.

Я оценила его заботу, но в этом не было необходимости, я и сама умела за себя постоять.

– Конечно нет, – согласилась я, но было ли это правдой?

Когда мы вернулись домой, я пошла прямо в свою комнату. В гостиной сидел Уильям с адвокатами, и когда он увидел, что я вошла, то закрыл дверь, даже не взглянув на меня.

Первый раз за день я увидела маму, только когда вернулась домой.

Она выглядела уставшей, под глазами проступили темные круги. Увидев меня, она подошла ко мне и обняла. Какой бы ни была причина их размолвки, она, безусловно, оказалась более серьезной, чем я думала вначале.

– Ты в порядке, мам? – спросила я, внимательно глядя на нее, когда она, наконец, меня отпустила.

– Конечно, – не очень убедительно ответила она.

– У вас с Уиллом все в порядке? Ты можешь рассказать мне, – сказала я, пытаясь хоть что-то из нее вытащить. Она покачала головой и ответила мне самой фальшивой улыбкой, которой я давно не видела.

– Все замечательно, дорогая, не волнуйся, – сказала она.

Я кивнула, сильно сомневаясь в правдивости ее слов, но не стала больше ее мучить, поскольку мне не терпелось прочитать письмо, которое передал Ронни.

Я поднялась в свою комнату и дрожащими руками вытащила его из сумки. Письмо состояло из одного предложения:

Ты забрала все, что мне дорого, и теперь ты заплатишь за это.

П.А.П.А.

Я уронила письмо.

На меня нахлынули воспоминания.

Я выхожу из школьного автобуса возле своего дома. Мне всего восемь лет, у меня в руке рисунок. Я выиграла приз, первый приз, и мне не терпелось рассказать об этом родителям. Я вбежала в дом с улыбкой на лице, а потом увидела это.

Мама лежит на полу, вокруг нее много битого стекла. Они снова разбили кофейный столик. Из ее левой щеки течет кровь, у нее разбита губа и синяк под глазом. Но она встала, когда увидела, что я вошла.

– Привет, милая! – сказала она мне вся в слезах.

– Ты опять плохо себя вела, мамочка? – спросила я ее, подойдя к ней нерешительным шагом.

Она кивнула, а потом в дверях появился высокий, сильный мужчина.

– Иди и умойся, я позабочусь о ней, – приказал мой отец. Мама посмотрела на меня, а потом исчезла за дверью спальни. Я повернулась к нему со своим рисунком в руке.

– Что сегодня сделала моя прекрасная девочка?

Я почувствовала, как мое дыхание участилось из-за этих воспоминаний. Я села на кровать и обхватила колени руками… Этого не могло быть…

Я помогала маме готовить, но она нервничала, в тот день у нее все валилось из рук. Хлеб подгорел, макароны прилипли к кастрюле. Она знала, что произойдет, она знала это и испытывала страх. Я была еще ребенком, но понимала, что если плохо себя вести, как моя мать, то тебя накажут.

– Что это, черт возьми, такое? – заорал отец, а потом встал и одним движением перевернул стол.

Тарелки и стаканы полетели на пол и разбились. Я встала и выбежала из комнаты. Как обычно, я закрыла уши руками и начала напевать какую-то мелодию. Мама сказала мне делать так, и я не хотела ослушаться ее. Но крики и грохот все равно были слышны.

Я чувствовала, как слезы начинают литься у меня по лицу… Прошло уже много времени с тех пор, как я это не вспоминала…

От папы плохо пахло, этот день вообще был очень плохим. Всякий раз, когда от папы чувствовался этот горький запах, все заканчивалось плохо. Несколько минут спустя раздались крики, и на этот раз они сопровождались звуком чего-то ломающегося. Я побежала в свою комнату и заперлась. Я залезла под одеяло и выключила свет. Темнота защищала меня, тьма была моим союзником…

Я пришла в себя и почувствовала, как колотится сердце в груди. Этого больше не должно повторится. Внезапно меня начало тошнить. Я побежала в туалет, и все то небольшое количество пищи, которое я съела за сегодняшний день, вышло наружу. Я прислонилась к раковине и засунула руки под колени. Мне нужно было успокоиться, мне нужно было взять себя в руки. Мой отец был в тюрьме, мой отец был в тюрьме… Он не мог ничего мне сделать, он был в другой стране, в тысячах километрах отсюда, далеко… но кто тогда мог писать мне такое?

Никто не знал о моем прошлом, абсолютно никто, кроме моей матери, совета по делам несовершеннолетних и суда, который занимался этим делом и отправил отца в тюрьму. Ведь он все еще был там, не так ли?

Я плеснула воды себе в лицо, пытаясь успокоиться. Я не собиралась ломаться, не собиралась, не собиралась, не собиралась… Мне нужно было отвлечься… еще один раз.

Я взяла трубку и набрала номер.

– Дженна? – сказала я через минуту. – Мне нужна твоя помощь.

Происходило что-то непонятное. Ноа была не такой, как обычно, и вела себя очень странно. С того момента, как я привез ее из школы, она больше не спускалась. Я хотел увидеть ее, потому что понимал, что что-то не так. Теперь, когда я видел шрам на ее теле, я понял, что с ней что-то случилось, и сейчас что-то происходит, иначе она бы так себя не вела: не напивалась бы до потери сознания. Это была не та Ноа, которую я знал, не та, в которую я влюбился.

Она почти не говорила со мной, я обидел ее и заслужил это, но я не мог позволить, чтобы с ней случилось что-то плохое, я должен был защитить ее от этого ублюдка, и если придется тайно следить за ней, то я сделаю и это.