можно себе представить), как всегда, подойдет к двери гримерки, немного постоит, пока все остальные обожатели не заметят его тяжелую ношу. Тогда они почтительно расступятся, отравленные ароматом настоящей любви или просто испуганные появлением сумасшедшего с безумно дорогим букетом.

А может быть, все будет и наоборот. Реальность треснула и стала сползать куда-то в грязную вонючую тину чужого сознания.

Немезис потянулся к цветам. Рука скользнула в глубину. Зеленые стебли расступились, пропуская ярко сверкнувшую в темноте серебристую керамику. Щелкнул предохранитель. С легким жужжанием поднялась трубка прицела.

Фея танца плавно взмахнула руками и опустилась на доски сцены, слушая финальный аккорд, перебиваемый громким стуком сердца.

Агент “Капеллы” отогнул приклад и заглянул в прицел.

Маргарита осторожно подняла глаза и с тоской посмотрела на ложу, в которой обычно всегда в этот финальный момент могла увидеть…

— Боже мой, — с ужасом выдохнула она.

Мерцающий крест перечеркнул лицо. Дирижер резко опустил руки. Оркестр смолк. Наступила секундная пауза между затихающей музыкой и громом множества ладоней, ударяющихся друг о друга.

Глаза Немезиса встретились с глазами Маргариты, внезапно прозревшей как раз в тот момент, когда почти беззвучно хлопнул выстрел.

— Макс, — прошептала она, автоматически проделывая финальное па и чувствуя, как с легким хлопком что-то ударилось в грудь. Тут же перехватило дыхание и все исчезло.

— Браво, Марго, — прошептал убийца, — жаль, что феи не бессмертны.

Бесчувственное тело Маргариты плавно и красиво опустилось и замерло. Зал взорвался аплодисментами, приветствуя рождение новой звезды балета.

* * *

Когда человеку надоедает мыслить, самое лучшее, что он может сделать это поспать. Молохов устал от головоломок, которые обрушились на него без предупреждения, как это всегда с ними бывает в том случае, если автор хитроумных задач не вы, а кто-то, вам совершенно чужой. Каждый реагирует на стресс как может, что до Димы, то он вышел в прихожую, проверил, заперта ли дверь и рухнул на диван, стараясь устроиться на подушке поудобнее до того, как сон полностью выключит сознание.

Это ему не удалось.

Не успев как следует улечься, он провалился в совершенно черный мир без сновидений. Без пространства и времени. Лучшее место для уставшего. Молохов наслаждался блаженством покоя несколько часов. Уже стемнело за окном. Огромный рыжий кот, которого Боков почему-то назвал Туфель лениво и беззвучно спрыгнул со шкафа. Наступало его время. Время, когда можно было безнаказанно подпрыгнуть и повиснуть на ручке холодильника, потянуть ее вниз и проникнуть в ледяной рай.

Крадучись пробираясь по коридору, Туфель воровато покосился на вздрогнувшую входную дверь и на всякий случай уселся, проводя лапой по усам. Подозрительный шум прекратился. Туфель фыркнул и не колеблясь более ушел на кухню.

Дрожащие красные цифры электронных часов, заключенных в поцарапанный зеленый корпус, на секунду замерли и превратились в две двойки и два нуля. Одновременно с негромким пищанием маленького динамика оглушительно затрезвонил допотопный телефон, стоявший на полу возле дивана. Молохова подбросило вверх. Он сослепу пошарил в воздухе на уровне глаз, но потом вспомнил, где находится и опустил руку вниз.

— Слушаю.

— Ты что там дрыхнешь? — послышался голос Бокова, нервный и напряженный до отказа.

— А что, долго ждал?

— Вообще-то нет, но голос у тебя как у заядлого алкоголика. Такой бывает только у посетителей нарколога или у только что проснувшихся.

— Потрясен твоими способностями в области дедукции, — промямлил Молохов, поудобнее усаживаясь. — Чего звонишь?

— Я сегодня приеду или совсем поздно, или не приеду вовсе. Так что разговор наш откладывается на завтра.

— Подожди, но может хоть выскажешь свое отношение, чтоб мне времени не терять…

— Старик, это не телефонный разговор. Считай, что ты не один, это все, что я могу тебе сказать.

Дима поднял глаза к небу, чтобы прошептать нечто вроде благодарственной молитвы.

— А что там у тебя случилось? — спросил он, протирая левый глаз.

— Маргариту Славину убили, — нехотя произнес Сергей и что-то невнятно добавил в сторону. — Это ты все и так узнал бы завтра из газет. Большего пока не скажу. А вообще, я сегодня крупно облажался, надо было слушать интуицию.

— Славина? — Дима прислушался к гудкам отбоя и помахал трубкой в воздухе. — Где-то я слышал это имя…

— Это, балерина, — произнес Эскулап, появляясь из темноты. — Подававшая большие надежды, надо сказать. Кроме того, одноклассница моего сына. Я видел несколько ее выступлений. Вся беда в том, — продолжал старик, вынимая трубку из окоченевших пальцев Молохова и аккуратно опуская ее на рычаг, — что связалась она не с тем, с кем надо.

Он двумя пальцами вытянул из нагрудного кармана пиджака знаменитый мундштук. Появившаяся вслед за ним сигарета вскоре уже дымила, испуская приятный аромат дорогого табака.

— Все беды у современных девушек, да и вообще у людей, — наставительно сказал Эскулап, — сводятся, в сущности, к тому же самому.

Старик благодушно сцепил руки на животе. Струйка дыма поднималась вверх, немного затуманивая прищуренные глаза. Молохов постепенно оттаял и одновременно вдруг ощутил, как хаос спутанных мыслей, приведенный в порядок снов, медленно выстраивается в нечто четкое и логичное. Горло стиснуло.

— И что теперь? — откашлявшись спросил Дима. — Расстрел на месте или повесишь, как Генку?

Эскулап приподнял узкие плечи, скривив рот в неопределенной гримасе.

— Как догадался? — равнодушно произнес старик, усаживаясь на подоконник и стряхивая пепел в цветочный горшок. — Насчет Генки?

Молохов вяло усмехнулся. Сев прямо, он глазами поискал вокруг что-нибудь тяжелое. Самым тяжелым предметом в зоне досягаемости была диванная подушка. Оставалось только тянуть время в надежде на…

“Хоть что-нибудь, черт возьми!”

— Как догадался говоришь? Очень просто. Из разговора с тобой ежу стало бы понятно, что ты старый НКВДешник, КГБшник или что там еще.

— Ну и?

— Ну и вот. Приемы у тебя, папаша, классические. Вернее, у вас с майором. Один следователь играет роль маньяка и злодея, чередуя