Да, совершенно определенно, я захмелел. Только теперь, в отличие от терновских будней, я себя не останавливаю. Нет опасности, которая висела бы надо мной, ушел риск.

– Ты новосибирец?

Я сам не знаю, кто я такой. Вчера – новосибирец, сегодня – терновец. Завтра я опять стану жителем столицы Сибири. Я так и отвечаю ей. И она понимает меня, говоря, что нет смысла толковать о чем-то вечном, если ничего вечного нет.

– Хочешь спуститься в машинное отделение? Я знаю одно местечко, где нас никто не найдет. И там ты можешь быть свободной. Такой свободной, какой никогда не была до этого.

– А с чем я проснусь поутру?

Я секунду мешкаю, размышляя. Скромные, субтильные крошки так себя не ведут. Они лучше умрут от голода и холода, нежели позволят первому встречному пролезть ужом под их юбку. Шлюхи, те сразу называют цену. А эта, ничуть не смутившись, спрашивает меня о том, что я могу ей дать. Причем она не милостыню просит и не подачку. Она просит весь мир, ну или его половину. Черт... Смогу ли я дать ей хотя бы четверть его? То, что у меня в сумке, составляет лишь ничтожную его часть. Чего же я смущаюсь? Это тоже часть мира. Но почему же я мешкаю и смущаюсь? Потому что знаю – еще пару часов назад я остановился бы на том, что охладил на ее теле свой пыл. Сейчас же размышляю о том, хватит ли ей той части мира, что лежит в моей сумке. А она при этом не знает, кто я и что имею.

– Ты не хочешь освежиться?

Она послушно кивает головой, и это меня взбадривает. Нужно подняться на палубу, подышать речным воздухом и еще раз все взвесить. Последняя мысль, что пришла мне в голову, настолько же сумасшедшая, насколько резонная. Теперь, чтобы почувствовать успех последний и решающий, мне уже мало будет передать ее едва остывшее от ласк тело в руки несостоятельного женишка. Я хочу владеть ею полностью. Наверное, во мне колобродит усталость последних лет. Когда у человека достаточно денег для того, чтобы о них не думать, и опасность не вызывает никаких чувств, кроме усталости, это означает, что пора на покой. Пусть временный, словно перемена между школьными уроками, но покой.

– Ты была хоть раз в Новосибирске?

– Нет, – отвечает она и рукой забрасывает волосы за спину. При этом они касаются моего лица, и я чувствую запах ее шампуня. – Но, если мы не налетим на айсберг, скоро побываю. Почему ты спросил?

– Я хочу забрать тебя с собой.

– Вот как. – Она смеется. – В качестве кого?

– В качестве своей половины. Половины того мира, которого тебе и мне вполне достаточно для счастья. Знаешь, я тоже не максималист.

Неловкое движение в такт качанию корпуса судна – я едва успеваю подхватить рукой вываливающийся из-за пояса пистолет. Оружия она не заметила, однако ее взгляд слегка напрягся.

– Я хочу выпить.

– Но мы же только что закончили это делать? – удивляюсь я.

– А я хочу продолжить, – упрямо заявляет она.

Мы снова спускаемся в душную кают-компанию, в которой уже сидят несколько людей. Сообщив, что ей нужно сходить в комнату для девочек, она исчезает на десять минут, а потом снова появляется и садится рядом. Едва дождавшись, пока я наполню бокалы, она наклоняется к столу и тихо спрашивает:

– Ты бандит?

Бутылка замирает в моей руке. У некоторых людей в таких случаях она вздрагивает. В моей же – замирает.

– Почему ты так решила?

– У тебя за поясом пистолет. Ты не милиционер, потому что в командировку, держа пистолет в штанах, они не ездят. У тебя сумка, которую ты постоянно таскаешь с собой, хотя ее уже давно можно было сдать в камеру хранения и не мучиться. Ты уезжаешь из Тернова в Новосибирск по реке, хотя любой нормальный человек выберет железную дорогу, которая вдвое короче и впятеро удобнее. Едва успев сесть на пароход, ты завертел головой, как филин. И ты до сих пор не назвал мне своего имени. Ты бежишь от закона, это совершенно очевидно.

Если на свете найдется хоть один человек, который сможет протрезветь быстрее, чем это сделал я, я готов тут же отдать ему свою сумку.

– Кто ты, девочка?

Ее глаза снова посмотрели на меня сквозь стекло пустого бокала.

– Сиди спокойно и не шевелись. Меня попросили расслабить тебя и довести до состояния невменяемости. На палубе несколько ментов, которые дожидаются того момента, когда ты заведешь меня в какую-нибудь нишу и начнешь раздевать.

Ах ты, сучка... Весь мир в кармане... Я только сейчас стал ощущать, насколько мерзок вкус поддельной текилы.

– Они знают, кто ты, они знают, чем ты занимался в Тернове. Пятнадцать обчищенных квартир – это твоих рук дело. Они знают все. Знают, что ты не глухой, знают всю твою подноготную. Твой Савойский задержан и дает показания, твой Кантиков удушен в тюрьме, но это тебе, конечно, известно. Не сказать тебе об этом Савойский, конечно, не мог. Смерть сумасшедшего, который мог умереть от щелчка в лоб, и была частью вашего с адвокатом плана. Людям на верхней палубе известно, какую роль играл каждый из вас при разбоях. А меня попросили... Наверное, уже не нужно объяснять, что они попросили меня сделать?

Интересно, говоря мне все это, она дает себе отчет в том, что этот теплоход она сможет покинуть только на носилках? Если она это понимает, тогда зачем она мне рассказывает то, чего не должна делать ни при каких обстоятельствах?

– Девочка... – Моя рука машинально скользнула к поясу брюк и легла на пистолетную рукоятку. – И ты всерьез думаешь, что я поверю в этот бред? Может, это текила забурлила в юной жидкой крови?

– А это тоже плод моего хмельного воображения? – Не торопясь, она расстегнула воротник блузки, и я заметил на ее груди, как раз рядом с замком тугого бюстгальтера, маленький микрофонный шнур. Микрофон находился меж двух соблазнительных грудей и крепился к телу кусочком лейкопластыря.

Черт меня подери... Она меня ведет внизу, в кают-компании, а на верхней палубе меня «ведет» бригада легавых, дожидающихся того момента, когда я окажусь в позорном, беспомощном положении с собственными штанами в руках! Вот это счастливый момент жизни... Думал ли я об этом, покупая у бармена бутылку текилы? Или этот бармен – тоже мент? И эта парочка, сидящая неподалеку? И капитан кораблика, и даже все механики? Может, они и в текилу чего плеснули? Клофелином у нас в стране не одни вокзальные проститутки пользуются...

– Что тебе нужно, красавица? – спрашиваю я, пытаясь сквозь пелену легкого хмеля выиграть время и найти выход из тупика. – Если ты работаешь на тех, кто сейчас любуется бурунчиками волн, зачем ты заголяешь передо мной свою грудь с микрофоном? Хочешь, чтобы я вместе с тобой спел вариацию на тему «Наша служба и опасна и трудна»?

– Как насчет половины мира?

– Я тебя не понял.

– Слушай... – Ее глаза забегали. – Тебе знакомы такие люди, как Земцов, его заместитель? Знакомы?!

Как они могут быть мне не знакомы? Знакомы, конечно...