— Это что там у вас? Драгоценности? — попытался разглядеть Зуев.

— Не знаю, возможно. Вот, возьми.

В пакетике лежал довольно длинный черный волос.

— И вот еще.

Александр протянул закрытую в целлофан шариковую ручку.

— Этот волос и отпечатки пальцев с авторучки нужно сравнить с теми, что были получены в квартире Новгородского.

— Понятно, — Зуев придвинул к себе «вещдоки».

— Ничего тебе не понятно. Как быстро ты сможешь провести экспертизу на ДНК?

— Два-три дня.

— А ты можешь сделать все один?

— Смогу, конечно. Отпечатки — это вообще ерунда. Если «пальчики» на авторучке хорошо «сидят».

— Хорошо сидят. Я постарался, не сомневайся!

— А со структурой ДНК по волосу — посложнее. Но тоже можно одному управиться. Методикой я владею.

— Сделай это так, чтобы никто ничего не знал, ладно? До Нового года ты уже не успеешь, так?

— Учитывая, что он наступает послезавтра...

— Значит, сразу же после. Выйди в выходные дни. Там ведь четыре выходных подряд, так?

— Так, — вздохнул Зуев.

— Ладно, Алик, не вздыхай! Дело серьезное. От результатов экспертизы зависит очень многое. И я еще раз повторяю просьбу: чтобы никто ничего не знал!

— Ага! А сами все Грязнову расскажете. А он — своим. А те — нашим. И пойдет: Зуев делает подпольные исследования.

— Грязнову я ничего не расскажу. И никому другому тоже. Понятно? — Турецкий так глянул на Зуева, что тот тут же ответил:

— Понятно.

— Когда потребуется, мы результаты озвучим. А пока...

— Понял! На роль убийцы претендует какая-то крупная шишка? Которую с кондачка не возьмешь?

— Примерно так, — кивнул Турецкий.

— Понято! — Алик допил коньяк, глотнул кофе. — Так я забираю материалы?

— Забирай и действуй!

Зуев убрал улики в пакет и исчез.

Спустя полчаса из Питера позвонил Гоголев и сообщил, что Марина Борисовна Оленина выезжала в Москву в ночь на седьмое ноября. Билет куплен за десять минут до отхода поезда.

Это по данным о продаже билетов. Учитывая, что билеты эти сданы не были, а в поезда граждан нынче пускают лишь по предъявлении паспорта, можно с большой долей вероятности утверждать, что она действительно совершила путешествие в Москву.

«И обратно», — мысленно добавил Турецкий. Ибо уже знал, что Оленина вернулась в Питер седьмого же ноября дневным поездом, так же купив билет за несколько минут до отправления.

— Спасибо, Виктор. Еще одна просьба: пробить ее адрес.

— Это вообще момент. Подожди у телефона. Сейчас выясним...

Они поболтали о том о сем буквально три минуты, и Гоголев представил нужную информацию:

— Оленина проживает по адресу: улица Хрустицкого, дом шестнадцать, квартира пятнадцать. С нею прописаны два сына, двадцати лет — Дмитрий и семнадцати лет — Александр. Твой тезка, значит.

— Спасибо, Витя! С наступающим тебя!

— Взаимно! Надеюсь, в будущем году свидимся!

— Возможно, даже раньше, чем ты думаешь, — откликнулся Турецкий.

— Привет Грязнову!

— Это непременно! Ну, бывай!

Едва Александр положил трубку, как в кабинет ворвался только что упомянутый Вячеслав Иванович.

— Привет! Как съездил? Какие новости?

— Славка, ты как пулемет. Ну здравствуй! Как съездил? А черт его знает! Виделся с реставраторшей, порассказала она мне... Как говорится, знания умножают скорбь. С ее слов получается, что полотна Малевича и Филонова украл из Эрмитажа сам Новгородский.

Саша ожидал, что удивит друга.

— А я ничуть не удивляюсь! — вскричал Грязнов — Этот подонок и не на такое способен!

— А именно? Ты допрашивал Новгородскую?

— Допрашивал, Саня. Сейчас я тебе пленку поставлю. Послушаешь — волосы дыбом встанут!

— Послушаю. Давай я сначала кофе заварю. А то мозги с дороги ватные.

Саша засыпал в кофеварку свежую порцию кофе, раздумывая, в каком объеме выдать Грязнову информацию о Марине Олениной. Впервые в жизни ему не хотелось делиться со Славой своими подозрениями. Он разлил кофе.

— А коньяк?! — вскричал Грязнов.

— Наливаю! Что это ты такой возбужденный?

— Сейчас и ты возбудишься, это я тебе обещаю.

Грязнов включил диктофон на «воспроизведение».

Саша пил кофе, курил, слушая запись.

Вот голос Веры Павловны смолк, пленка еще некоторое время шуршала пустотой. Наконец Слава нажал кнопку. И еще несколько секунд они сидели молча.

— Это что же? Он совратил своего сына? Пусть приемного, но сына? Ушам не верю! — воскликнул Александр.

— И я не поверил бы. Если бы не видел Новгородскую, когда она все это мне поведала. В такие минуты не лгут. И такими вещами не играют. Я получил официальное заключение медиков: Костя Новгородский действительно подвергался сексуальному насилию.

Саша молчал, прикурив следующую сигарету от предыдущей.

— Чего молчишь-то?

— Да я задумался... Представил себе... не дай бог, конечно. Представляешь, Слава, вот пристрелили бы меня, скажем...

— Кто?

— Да кто угодно. Мало, что ли, за пятнадцать лет возможностей было пулю поймать?

— Ну... И что?

— И вот моя Ирина вышла бы с горя замуж за такого Новгородского. А что? Заботливый, внимательный... А он бы мою Ниночку... Знаешь, я бы с того света пришел и удавил бы его собственными руками.

— Господи! Чего ты несешь-то? При чем тут ты? Ирина?

— А что? А при чем была Вера Павловна. Или... — Саша хотел добавить «еще кто-нибудь», ибо страшная догадка уже вклинилась в мозг, застряла в нем занозой. Но он пока не давал ей развиться в четкую мысль. — Я к тому, что Вера Павловна вполне могла «заказать» супруга...

— Могла бы! Она и не отрицает. Она, как ты слышал, сама готова была его убить. Но Новгородская узнала правду только там, за границей. Это подтверждают и врачи: она впервые привела сына на обследование по возвращении из Египта. Как же она могла организовать убийство из-за границы? В течение недели? Она все же не главарь итальянской мафии.